Некоторое время он стоял в отупении и смотрел на дорогу, по которой Сыч увёз избранную и названую и по которой уехал Пересвет. Нет, живые души ещё оставались рядом – собаки в вольере, скулящие от радости при виде недосягаемого вожака стаи, гончаки и лайки, засидевшиеся в этом сезоне. Бросить обустроенную базу можно было легко, да и пропасть ей не дадут: Баруздин спит и видит себя владельцем охотугодий Ражного и всего хозяйства. Он и службу свою чиновничью бросит ради этого. Но вот отдавать ему собак за здорово живёшь как-то несправедливо, неправильно.
Вячеслав открыл все двери вольеров, и оказалось, не к нему устремлялась вся свора. Кобели в тот же миг сгрудились вокруг рыжей Гейши, некогда вскормившей Молчуна, и принялись обнюхивать с тщанием, так знакомым всем собачникам: сука явно была в течке. В другой раз Вячеслав никогда бы не допустил подобного и запер гулящую с самолично выбранным гончим кобелем, но сейчас было всё равно, кто станет продолжателем рода. Уже через мгновение раздался угрожающий рык, и спустя секунду два особо азартных самца западносибирских лаек покатились клубком, намертво вцепившись друг в друга.
А виновница потасовки, Гейша, вдруг ринулась к реке, вылетела сквозь распахнутую калитку и в тот же час заголосила. Но не по зверю, лай был охранным, предупреждающим, и свора кобелей, забыв о соперничестве, немедля помчалась на подмогу. Ражный вспомнил совет боярина, однако таиться не стал, тем паче собаки в прибрежных кустах вдруг умолкли. И почти сразу в густом мелколесье замелькали два всадника, летевшие галопом: ездить так по шкуродёру могли только братья Трапезниковы. Через минуту они и в самом деле выскочили на открытое место, остановили коней и заозирались – кого-то искали! На обоих драные фуфайчонки поверх армейской формы, волчьи шапки, стволы ружей за спинами, а лица загорелые до черноты, словно только что с юга вернулись.
– Ну, здорово, орлы, – негромко окликнул Ражный.
Они мгновенно обернулись на голос.
– Дядя Слава?!
И как по команде спешились, бросили поводья, кинулись было к нему, но в последний миг сдержали подростковые чувства неким омужевшим достоинством.
– Здорово, дядь Слав! – произнесли, однако же, хором.
Тот усмехнулся, разглядывая братьев.
– Вы что, дезертиры?
– Никак нет, в отпуске! – доложил один.
И второй подтвердил:
– На побывку прибыли, по семейным обстоятельствам.
Он хотел спросить, что такое стряслось с их семьёй, и не успел.
– Дядя Слава, тебя ищут! – внезапно сообщил один и завертел глазами.
– Твою базу обложили!
– Нас сначала тоже повязали. Но мы отбрехались.
– Кто повязал? – спросил Ражный.
– Да гаишники на дороге! Пристали, сволочи, подраться пришлось.
– Но их семь рыл было, да ещё подмога пришла…
– Потом нас передали какому-то хмырю. Важный такой, но озабоченный.
– Начальник какого-то спецназа. У них тут целая операция!
– Про тебя пытал!
– Этот спецназ и сейчас по лесу рыщет, в чёрной форме, – подхватил другой. – Грибы собирают!
– Грибы? – изумился Вячеслав. – Какие же сейчас грибы?
– Трутовики с пней! Мы проследили: отрывают, ножами режут. Одни берут, другие бросают. Червивые, что ли?
– Дураки какие-то! Трутовики даже черви не едят!
– И менты переодетые! Человек десять! Явно тебя пасут.
– А на дороге и сейчас засады! С рациями! Мы радиообмен слышали.
– И ещё пятеро у нас в сенном сарае ночевали.
– У них аппаратура испортилась. Велено визуально отслеживать передвижение.
