– Хватит, – взмолилась я, прикрывая уши ладонями. – Я больше не желаю слушать эту похабщину. Тебя послушать, так я могу вскружить голову всем и каждому. Но это не так! До встречи с вами, вервольфами, на меня вообще никто не смотрел. Я слишком высокая, слишком грубая, и кожа у меня не белая, отмеченная солнцем. Даже жених от меня сбежал, как представилась такая возможность!
То, что я зря вспомнила Нико, поняла, когда Теодрик выплюнул:
– Жених?
– Тебе какое дело? – разозлилась я на саму себя. Потому что в груди снова всколыхнулся страх, но я никогда не боялась этого зверя, и сейчас не стану.
– Потому что я твой жених, Ева. По волчьим законам – муж. Ты принадлежишь мне и только мне.
– Я никому не принадлежу!
Я оказалась на постели раньше, чем успела охнуть. Теодрик все же навис надо мной, большой и опасный. Я животом ощутила его желание овладеть мной, чего он не делал очень давно. Но, что самое ужасное, эта опасность, ощущение мужской плоти, вжатой в мои бедра, раскрылись во мне звериным жаром. В свете луны я увидела его лицо, желтые звериные глаза, и, прежде чем успела себя остановить, подалась вперед, обхватила его за шею и с диким утробным рычанием врезалась в его губы. Целуя, кусая, сжимая пальцы на массивной мужской шее.
Я теперь будто сама себе не принадлежала, потому что во мне проявилась другая Ева. Та, которая хотела воплотить и попробовать все, о чем я только думала. Только если я думала об этом со страхом и отвращением, она мечтала об этом, вся намокла, представляя, как ее волк сорвет с нее штаны, перевернет ее на живот и возьмет как… волчицу.
Я, едва не плача, заставила себя оторваться от альфы, от того, как сама покрывала поцелуями-укусами его лицо и шею. От того, как сама сжимала его каменное естество сквозь ткань штанов.
– Нет, пожалуйста, – всхлипнула я, – не заставляй меня.
– Я не заставляю тебя, – прорычал Теодрик, когда я полезла к нему в штаны.
– Я не тебе! Я этой мохнатой зар-разе, котор-рая упр-р-равляет мной!
Я не знаю, откуда во мне взялось столько сил, но я сначала толкнула альфу, а затем опрокинула его на постель, тем самым поменяв нас местами. Койка пронзительно скрипнула, но выдержала. Чего нельзя сказать обо мне: я просто не могла сдерживаться. Гладила вервольфа, по-звериному нюхала, разве что не облизывала.
– Это волчьи инстинкты, на них влияет луна.
– Как это остановить? – Я посмотрела на него умоляюще. – Как мне остановиться?
Теодрик не позволил мне стянуть с него штаны, перехватил за руки и подтянул меня наверх.
– Подчинить собственного зверя, – ответил он мне в губы. – Управлять им, не позволять управлять ему. Ты со своей волчицей заодно.
– Сейчас мы хотим разного!
– Разве? – шепнул он. – Разве ты не думала о том, чтобы я сделал тебя своей прямо на этой койке? Взял сзади. Взял, даже не раздевая. Быстро, страстно, не заботясь о твоем желании.
Я посмотрела на него ошалело.
– Откуда?..
– Ты слишком громко думаешь, Ева. Слишком громко и откровенно.
– Это не я!
– А что, если ты? Что, если это ты меня хочешь? Зачем ты сопротивляешься, луна? Зачем мучаешь нас? Нас и наших волков.
– Потому что я контролирую себя. Потому что я человек.
– А разве люди умеют себя контролировать? – оскалился он. – Не встречал ни одного. Обычно они те еще звери.
Я зарычала и сорвалась. Набросилась на него, желая ударить, сделать больно. Укусить, поцарапать, украсить физиономию следами когтей и зубов. Не знаю, кто мной больше руководил: Ева-человек или волчица, но я собиралась до него добраться. Особенно когда Теодрик перестал меня удерживать: он отпустил руки и позволил мне делать все, что я захочу. А я вместо того, чтобы оттолкнуть, оседлала его.
