– Ну чего ты боишься? – спросила она.
– Я думала, вы живые, – сказала я. – А вы – покойники!
– Господи, девочка, да что это тебе в голову пришло?
– Вы что, про Города Мертвых не слышали?
Впрочем, откуда им слышать, раз они сами в нем живут? Так про них и рассказывают – живут там, мол, мертвецы, в полной уверенности, что они самые что ни есть живые люди…
– Вот тебе, полюбуйся, – сердито сказала женщина, обращаясь к Улиссу, – твоя была идея!
– Да кто ж знал, – растерянно ответил он.
– Огонь там не разводят, – я сама не заметила, как начала бубнить тем распевным голосом, которым когда-то рассказывала нам Дрофа у зимнего очага, – скот не выпасают, детей не рожают…
Женщина подавила тихий смешок.
– А что, – проговорила она, – похоже.
– Перестань, – сказал мужчина, – ты ее только еще больше пугаешь. Послушай, – он обернулся ко мне. – Если ты так боишься, мы специально для тебя разведем огонь. Хочешь?
Он даже не сошел с места; вырвал из земли пучок травы и поднес к нему какой-то Предмет. Сухие стебли тут же вспыхнули, он помахал ими перед моим лицом, а когда огонь добрался до его пальцев, зашипел от боли, бросил траву на землю и затоптал ногами. Тогда я вылезла из лодки: мертвецы боятся живого огня и не чувствуют боли.
В Доме было тепло – теплее даже, чем у Хранителя, – и пусто.
Здесь не было ни посуды, ни плиты, ни очага – откуда шло тепло, непонятно. Зато понятно стало, почему им не нужны окна – мягкий приглушенный свет лился откуда-то сверху, освещая гладкие стены. Хотя одно окно тут было – почему-то на середине комнаты – и светилось тем же ровным сиянием; рядом с этим окном стояли две табуретки, но с мягкими сиденьями и со спинками. И все же это были табуретки, я угадала правильно, потому что Улисс тут же уселся на одну из них и кивнул мне на ту, что рядом.
Женщина тихонько сказала Улиссу:
– Боюсь, придется все дезинфицировать. Ты только посмотри на ее одежду… об остальном я уж и не говорю.
Он зашипел на нее, и она смолкла.
Я не очень понимала, о чем она, но мне стало неловко и я топталась у этой странной табуретки, пока Улисс не сказал мне:
– Садись…
Я поглядела на женщину – она прикусила губу и отвернулась. Тут только я разглядела, что перед окном была та же плоская полка с выступами, как в этой их летающей лодке.
Я села и сказала:
– У вас неправильное окно. В него ничего не видно.
Спинка табуретки мне мешала, а сиденье было просто неприлично мягким, но наконец, я все-таки устроилась. Но женщина продолжала стоять у меня за спиной и мне это не нравилось.
Улисс нажал на один из выступов, и из гладкой поверхности вылез еще один Предмет – сам по себе, честное слово! – такой шарик на гибкой ножке.
– Я буду тебя спрашивать о разных вещах, – сказал он, – а ты отвечай вот в эту штуку, ладно?
Я сказала:
– Не пойдет.
– Почему? Что опять не так?
– Пусть ваша баба станет так, чтобы я ее видела.
Конечно, замечания старшим делать не положено, но разве я виновата, что он так и не научил ее прилично себя вести?
– Диана, пожалуйста, – сказал он.
Женщина, пожав плечами, прошла вперед и стала, облокотившись о гладкую поверхность этой их чудно́й полки.
– Теперь можно? – покорно спросил он.
– Ну…
Это оказалась одна сплошная глупость – он спрашивал меня о вещах, которые знает каждый ребенок – что мы делаем, как живем, что положено или не положено, а я должна была отвечать – вопросы следовали один за другим, все быстрее, быстрее, я уже не успевала ворочать языком, как вдруг он сказал:
