Напротив меня возвышался массивный темный стол, заваленный листами желтой бумаги, какими-то свитками, стопками книг, шкатулками и баночками. Чернильница, песочница и связка гусиных перьев венчали художественный беспорядок, одновременно придавая обстановке в комнате деловитость и официальность. Там же, на краю длинной столешницы, я заметил свою фуражку, пистолет в раскрытой кобуре, кошелек и кожаную папку, с которой шел опрашивать комиссионера, а также разные мелкие предметы, изъятые у меня из карманов, пока я валялся в беспамятстве. Позади стола, ближе к углу комнаты, располагался широкий двухдверный резной шкаф с изображением единорога и тонким травяным орнаментом на дверцах. На шкафу стояло чучело крупной совы на специальной подставке. Но здесь я могу ошибаться. Может, это и не чучело было вовсе, а живая сова. Уж больно внимательный взгляд был у этой птицы.
«Куда я попал?» – с тоской подумал я. Слишком уж окружающая обстановка отдавала какой-то шизофренией, одновременно напоминая кабинет «мистера Зло», подвинутого на старине, и тщательно выполненные декорации к русским сказкам, которые снимал великий Александр Роу. В наше время сложно найти такого товарища среди психически здоровой части общества, который согласился бы жить в подобных интерьерах, но мне, видимо, повезло.
За столом в кресле, на «председательском месте», расположился седой худой старик с длинной белой бородой и кустистыми бровями, одетый в свободную рубаху из грубой ткани темного цвета, больше похожую на монашеский хитон или власяницу. Наблюдая за ним, я подумал: «А вот и Кощей нарисовался! Старичку, похоже, больше сотни лет. Древний, как физиологические отправления мамонта. Его того и гляди кондрашка хватит, уже пора «о горнем помышлять, а не земном»2, а он все в паханах ходит. Вероятно, еще с Гражданской войны в воровском мире «мазу держит»3.
Старец явно был чем-то недоволен, а заметив, что я пришел в себя, пристально посмотрел мне в глаза, как будто заглянул прямо в душу. И было в этом взгляде нечто такое, что невольная дрожь страха прокатилась у меня по всему телу и я застыл на стуле каменным истуканом. Рядом с ним, почтительно склонившись, стоял громила-бородач, тогда как кот в позе египетского сфинкса важно восседал на табурете. Возможно, мне это только показалось, но он стал гораздо меньше, чем во время нашей битвы у магазина. Теперь это был обычный, среднего размера котейка, без особых бойцовских статей.
«А старик не простой урка, а, вероятно, сильный экстрасенс, – подумал я. – Вишь как меня уработал. Такой введет в транс и будешь безвольной куклой делать все, что он от тебя потребует. Цыганки с помощью гипноза кошельки у мнительных дам отбирают, а этот может сотворить чего и похуже».
Я вспомнил, что подобным кадрам ни в коем разе нельзя смотреть в глаза и сосредотачивать свое внимание на том, что они тебе внушают. Как нам говорили в академии, лучше всего срабатывает прием для снятия наведенного транса – резкая и неожиданная агрессия в отношении гипнотизера, крик или матерная фраза колен так на пять. Но это в теории, сам я с этим никогда не встречался.
Дальше события пошли совсем неправильно. По знаку старца не громила, а кот приступил к докладу – как старший в пленившей меня бандитской группе. Он снова стал немного больше размером и заговорил негромко и уверенно, с небольшим акцентом, но на чистом русском языке. Своего хозяина он называл «мессир» и «почтеннейший Гелиодор».
