На фоне происходящего в Волхвах, где по-настоящему осведомлённым был лишь один Тихомир Иваныч (Славе полностью отшибло память во время «происшествия», и он бы вряд ли (пока) вспомнил присутствие инородных сил), в селе за лесом, более крупной деревне, закипала паника. Может быть, в мегаполисе исчезновение человека не воспринимается катастрофично, и по накалу страстей оно стоит между походом в булочную и битьём посуды, но в отдалённых селеньях испарившийся в воздухе житель всё ещё провоцирует обращения ко всем святым, крещение тремя перстами и бесконечные стоны – стоны по неизвестному исходу, который ну никак не вписывался в спокойную жизнь.
Причина была до боли проста – исчезновение Фёдора. Не то, чтобы он долгое время пребывал у соседей за лесом или скрывался от циркулярной пилы в виде жены, нет, человек растворился в пространстве самым примитивным образом. Соседские мальчишки, постоянно курсировавшие на велосипедах в сторону Волхвов и обратно (в основном за мороженым), уже поинтересовались, где может быть пропащий Фёдор. Вскоре они узнали, что – нигде. С тех пор, как он в сопровождении Василия и Шуры пересёк лес и оставил их спящими (удивительно, как они это вообще умудрились вспомнить?), прошло достаточно времени, чтобы путник дополз до дома и мертвецки рухнул в объятия жены. Но – нет. Надежды на самостоятельное возвращение, коим всегда отличались любители залить за воротник, канули так же быстро, как Фёдор покинул своих товарищей на той треклятой полянке.
Оксана, жена Фёдора, тоже довольно поздно начала бить тревогу, ибо до последнего надеялась, что в самое ближайшее время раздастся стук в дверь, она демонстративно распахнёт её и достанет с полки речь, заготовленную на все случаи жизни, а затем со всей силы даст ею по голове своего бестолкового мужа, довершив ритуал перед погружением того в похмельный сон. Сейчас, спустя почти сутки, стало понятно, что планам не суждено сбыться и надо – кто бы мог подумать, что придётся прибегать к этому – созывать людей и отправляться искать пропажу.
Когда Оксана перебирала спицами, сидя во дворе своего скромного домика, которого едва хватало на двоих, за забором прошёл Василий, который умудрился как следует выспаться и добраться до своей деревни по сценарию, повторяющемуся не одну сотню раз. Спицы, сдерживающее нарастающее напряжение, тут же упали на землю, и пышная зеленоглазая женщина, предпочитающая скрываться за тёмным халатом-платьем с яркими васильками, быстро вскочила и направилась к приятелю мужа.
– Вася! Василий, стой! – ещё никогда в жизни она не преодолевала это расстояние так молниеносно.
– Ксан, привет! Ну я же всё сказал, правда, не знаю, – сказал он и опустил глаза.
– Припадками лунатизма Федя никогда не страдал, что знаю, то знаю! Мог вскипеть, отправиться кутить с вами, раздолбаями, уснуть на чужом участке – да что угодно, но уйти с концами?!
– Говорю же, мы уснули на поляне, в чаще, что рядом с лесной дорогой. Потом я проснулся и что-то пробурчал Фёдору. Помню, сквозь темноту прорезались листья, уснул я в кустах, и как раз Фёдор, похоже, нас всех тогда потерял и пошёл собирать.
– Это я знаю.
– Шура тоже валялся поблизости.
– Представь себе, я в курсе.
– А дальше – утро!
– Что утро?! – не выдержав, прокричала Оксана.
– Ну, мы окончательно пришли в себя. Голова гудела – жуть! Мы с Шуриком уселись на бревне и стали ждать, когда Федя появится из чащи, скорее всего, с дровами для костра. Ты же знаешь, что он у нас вроде как за главного?
