Я прижалась сильней, и его единственный глаз загорелся.
– А ты гораздо милее, чем кажешься, волк.
– Настолько далек от милоты, насколько возможно, – лающе хохотнул Тесак, и его улыбка стала по-волчьи хищной.
Он поцеловал костяшки моих пальцев, затем отпустил, чтобы убрать прядь волос с моего лица.
– Это случилось давным-давно. Я был юн, так что справился.
– Просто справился? – переспросила я с легким недоверием, которое не сумела скрыть.
– Не волнуйся, цветочек. – Поглаживая меня по щеке, Тесак признался: – Не то чтобы я когда-нибудь сильно по нему скучал. Если бы можно было выбирать, я предпочел бы вернуть не глаз, а множество других вещей. Но это невозможно, поэтому я научился жить без всего, что имел в прошлом, зато с яростью, которая помогает мне лучше защищать то, что у меня еще осталось.
Я прижалась к волку, желая узнать больше, но зная, что не стоит его принуждать.
– Ты потерял близких.
Он кивнул, но промолчал. Его палец и взгляд скользнули по моей нижней губе, голос зазвучал низким рокотом:
– Остальные чувства обострились – много сильней, чем у тех, кто рос и обучался бок о бок со мной. Чутье никогда меня не подводило, и не думаю, что достиг бы своего положения, если бы не оказался вынужден биться в два раза яростней, чем братья.
Истинный воин.
– А теперь, – произнес волк, и его рука прошлась по моим изгибам, сжала ягодицу. – Расскажи, что привело тебя в ту таверну.
Я не могла. Поэтому решила солгать, гадая, является ли это все еще ложью?
Я поцеловала волка и прошептала:
– Искала тебя.
Проснувшись одна следующим утром, я много часов бродила туда-сюда по жилищу Тесака, будто пленница клетки, в которую сама же себя и заперла.
Осознание, что я хочу узнать об этом волке как можно больше, что я не могу выносить боль одиночества – а еще мысли о возвращении в дом, который больше не был моим, – все это сбивалось в один запутанный клубок. Как и мои длинные, до пояса волосы.
Я провела по ним пальцами, пытаясь распутать узелки, оставшиеся после прошлой ночи, но быстро сдалась. Я одевалась, раздевалась и снова одевалась, и пусть крапива прорастала в груди, а глаза жгло, будто уксусом, я почти уже начала перемещаться домой.
Но замерла, прежде чем тени времени успели меня окутать, и безвольно опустилась на край незаправленной кровати.
Я сидела и смотрела в никуда, пытаясь обо всем забыть.
Сквозь щель в мутном стекле кухонного окна доносилось пение птиц. Я принялась рассматривать вещи, что заполняли дом незнакомца. Книги и скудные пожитки, разбросанные по полкам.
Я задумалась: можно ли вообще называть его незнакомцем теперь, после того, как наши тела столькими способами познали друг друга?
Глядя на толстые корешки с филигранью и выцветшими буквами, на разорванные обложки, я гадала, почему мне казалось, что этот мужчина никогда на самом деле не был для меня чужим.
Тесак вернулся к полудню, со слипшимися от пота волосами. Когда он увидел, как я с книгой в руках сижу за его столом и грызу печенье, он расплылся в такой торжествующей улыбке, что его единственный глаз вспыхнул, а у меня защемило сердце.
Я ожидала, что в его огромной коллекции будут труды, касающиеся в основном битв или даже политики. Но это оказалось истиной лишь наполовину. Выбранная мной наугад книга по счастливой случайности оказалась романом о вымышленных событиях, и он всецело меня захватил.
– Не припомню, почему прекратила читать днем, – произнесла я вместо приветствия. – Процесс приносит куда больше удовольствия, когда знаешь, что впереди еще много свободного времени.
