Волк на холме - страница 65
В глубине души она знала, что не поднимет: во-первых, Энцо нравились такие образы, во-вторых, он обрадовался до небес, узнав, что у нее кое-что есть для альманаха, и ни за что не станет критиковать, чтобы не задуть искру вдохновения. Даже если она принесет ему трактирные куплеты в стиле «Царя всех святых» Белли, он и тогда похвалит, и отправит в печать… Правда, собратья по поэтическому цеху и литературные критики не будут столь деликатны.
«Магдалена Войводич долго молчала – ни одной строчки за два года… и, пожалуй, ей следовало и дальше хранить свой обет молчания. Это, по крайней мере, было стильно, чего не скажешь о ее новом сборнике». – что-нибудь такое непременно напишет ехидный Никколо Бузи в «Книжном обозрении».
А все-таки… четверостишие вышло не таким уж и плохим, и ей самой очень даже нравилось. Похожим размером и с похожим набором образов она когда-то сочиняла письма к Бруно и колыбельные для Лизы.
Малена украдкой взглянула на Луку, уткнувшегося в «Спортивный курьер» (они бродили по городу больше двух часов, прежде чем решили передохнуть и присели за столик уличного кафе). На шее у него висела цепочка с головой волка – футбольный талисман, символ клуба «Рома»; у Бруно была похожая, только с лациальским орлом, и не из серебра, а из белого золота.
«Ну да… вот же он – королевский талисман. Как же я предсказуема!.. Ни одного оригинального образа…» – но рука сама собой потянулась за пером, и записала:
«Римский волк, ты мне вовсе не страшен-
Не страшней, чем ночная гроза.
У подножия замковых башен
Я смотрю тебе прямо в глаза».
Перечитала, вычеркнула последнюю строчку и записала заново:
«Я смотрю в колдовские глаза…»
С такой поправкой звучало интереснее и точнее: «колдовские глаза» бывают у оборотня, а где оборотень – там и цыганка…
«Мммммм… ну тогда, наверное, и в первой строфе нужно написать – римский. „А на шее у римского волка королевский блеснет талисман“. Тогда и начинать нужно иначе… вот… сейчас…»
Она слышала, как в тонком эфире отблески ее чувств сплетаются в образы, а образы распадаются на отдельные слова, как тучи на снежинки… но поймать их, прежде чем они растают, было не так-то просто.
«Я просила дожди о подмоге,
Но туман оказался ревнив.
Повстречался мне волк на дороге
Между замком и рощей олив…
А вокруг – ни костра, ни ограды.
Значит, быть еще худшей беде.
Я – цыганка, мне в Риме не рады,
И не рады, пожалуй, нигде.
У подножия замковых башен
Я смотрю в колдовские глаза:
Римский волк, ты мне вовсе не страшен!
Не страшней, чем ночная гроза.
Лебединые песни умолкнут,
Птицы канут в холодный туман…
А на шее у Римского волка
Королевский блеснет талисман».
Малена писала, полностью погрузившись в магию слов, и не сразу почувствовала, что Лука смотрит на нее…
Она вздрогнула, когда подняла голову и встретилась с ним взглядом:
– Что?..
Он слегка покраснел, словно Малена поймала его на чем-то постыдном, и полез за сигаретой – универсальным спасательным средством от любой неловкости:
– Ничего… Я это зря, наверно… ты пишешь, а я сижу и пялюсь как баран.
– На барана ты совсем не похож, – быстро сказала Малена, думая, что у него очень интересные глаза – похожие на глаза волка из ее странного предутреннего сна…
«Наверно, это все из-за цвета… они у него серые, но когда свет падает так, как сейчас, становятся голубыми… почти что синими…»
Прекрасные глаза Бруно тоже были синими, как летнее море, но никогда не меняли цвет… и чаще оставались спокойными и прохладными, чем пылали.