– Вставай, чего разлегся!..– крикнул отец, держа пальму в руке.
Рядом, крутясь волчком, сражался Черкас. Василий схватил саблю, поднялся и, обтирая кровь, льющую из рассеченной брови, вместе со всеми вошел в крепость. Здесь его осмотрели казаки. Черкас положил на рану сушеный мох, перевязал. Потом ему поправили голову, гудевшую как колокол. Боль утихла, и отец уложил его спать, утешив на прощание: «До свадьбы заживет!..» Уснул он быстро, спал долго, а когда голодный желудок заставил его встать, казаков уже не было. Отдохнув, отряд ушел на утреннюю вылазку. Сейчас Васька ждал его возвращения. Шум боя стих. Открылась потайная калитка, стали заходить разгоряченные боем казаки, заводили раненых, вносили убитых. Василий ссыпался со стены. Парню в глаза бросилась знакомая куртка из лосины на человеке, лежавшем на земле. Иван был мертв. Шальное ядро на излете ударило его в шею, раздробило позвонки.
– Батя! – кинулся он к отцу.
Мужики молчали. Да и что можно было сказать!.. Черкас осторожно, но твердо поднял Василия. Покойников понесли в церковь, где осунувшийся поп должен был их отпеть. Придерживаемый Никитой Васька шел бессознательно, – внутри все закостенело. Не проронив слезинки, он стоял возле отца, слушал молитвы и только тогда, когда Ивана положили в могилу, заплакал навзрыд, уткнувшись лицом в плечо Черкаса, тот неуклюже гладил его по голове.
Распогодилось. Цинское войско, окруженное усиленными караулами, стало готовиться к осаде острога. Китайцы насыпали земляной вал, расставили туры и плетеные щиты для защиты от албазинской артиллерии, срубили четыре раската для ломовых пушек, в том числе для пушки-дракона с тяжелыми ядрами. В Албазин начали метать пороховые ракеты, к которым привязывали прелестные письма: «Уходите с Амура». В ответ получили послание: «Един за единого, голова в голову, а назад без указа нейдем». Дороги по Амуру в Нерчинск были перекрыты, но, чтобы испугать его защитников, Лантань отправил туда крестьянина Аксена Федосеева, который находился в плену, с письмом-предупреждением. Китайская артиллерия начала обстрел крепости. Ядра глухо и тяжело ударялись в крутой вал, от сильных ударов содрогалась земля, серые глиняные и черные земляные комья поднимались высоко и падали за острожные стены, скатывались в ров. Цинские умельцы пускали «огневые» стрелы для поджога зданий. Зарывшийся в землю, Албазин не горел. Начинавшиеся пожары тушили сразу. Основная опасность: могли убить и ранить тех, кто передвигался внутри острога. К китайцам приплыло подкрепление. Часовые заметили сколоченные осадные лестницы, мостки. Стало ясно: будет штурм. По приказу воеводы у стен поставили кадки для кипятка, который постоянно бурлил в котлах, железные козлы для смолья на случай ночного нападения. Все эти дни Никита находился рядом с Васькой. Вместе ходили в караул, кололи чурки на смолье. Черкас пытался отвлечь младшего Вологжанина от горьких мыслей, часто рассказывал о своей юности, Запорожской Сечи. Но когда парень спросил: «А за какие грехи тебя в Сибирь сослали?» – отделался смешком: «Не того гетмана выбрал».
Ожидая приступа, казаки находились в полной боевой выкладке. Черкас и Василий стояли в дозоре на сторожевой башне. Сбоку виднелся Амур. Река около отмелей и берега однообразно шумела. Изредка тишину нарушал всплеск большой рыбины. У самой стены поле, заросшее небольшим кустарником, а дальше редкий березняк и лагерь китайцев. Восток понемногу яснел. Васька вгляделся; в березняке шевелились какие-то люди. Он толкнул Никиту:
