Читать онлайн Александра Гордеева-Фокина - Волшебник и птица

Я не знаю, как ищутся смыслы… Какими дебрями пробираться заставит нас судьба к тому, что уготовлено, чтобы стать настоящим… «настоящим человеком», целостной личностью… А кто он, этот человек, что значит целостность? Что такое – «быть»?.. Каким образом – стать, подняться, стряхнуть пыль дорог, смахнуть застывшую слезу, залечить раны, научиться познавать мир не сквозь боль, а через любовь?.. Я думаю, что настоящими нас делает жизнь, которую мы живём, то, как она отражается на наших лицах… что она пишет в наших сердцах… как она играет лучистостью в наших делах… От судьбы не уйдёшь?! Но кто это сказал и зачем? Не для того ли, чтобы мы в каждом знаке пространства видели возможности новых путей… новых себя… или это как раз то, что указывает на перекрёстки и развязки на наших кажущихся прямых… то, чему предначертано свершиться, готовы мы к этому или нет… Или, возможно, пространство не указывает на перемены, иные пути, а лишь готовит нас к неизбежному?! Жертвы… жертвенность… возможность выбора…

Когда я была маленькой, я думала, что во Вселенной нет пустых вещей, что всё и всегда наполнено множеством смыслов для реализации своих задач… особенно смерть… что именно она – та точка невозврата, после которой уже нечего менять… незачем… но только тут и начинаются все перемены и метаморфозы… для тех, кто остался здесь, до черты… и теперь обязаны как-никак влачить своё существование… вставать по утрам… пить, не чувствуя жажды, есть, испытывая тошноту, но не имея возможности проглотить застрявший в горле ком, пережёвывая пустоту, переживая бесконечно долгий день! В ужасе от того, что придёт ночь и её тоже необходимо пронести на своих плечах… эту неподъёмную ношу в восемь часов… когда стрелка просто застряла, и секунды падают на пол тяжёлыми свинцовыми… Но порой я впадаю совсем в человеческое, в линейность того, что те или иные действия всё же оказались бессмысленными… что можно было сделать лишь шаг… протянуть руку, вовремя сказать «я тоже», «мне больно»… «останься» или «прости»… Что всё выстроилось бы по-иному… Мы поглощены своей всемогущностью, пока не сталкиваемся с тем, что не можем изменить никакими мольбами или действиями, даже будучи готовы отдать за это жизнь. Но, возвращаясь снова на высочайшую точку обзора, я понимаю, что даже в этом нет пустоты… это опыт, эмоциональные знания, которые выстраивают, настраивают на новый лад в симфонии мира, в гармонии вселенной, самое важное, что есть на земле, – ещё одну душу…

Он шёл, не оглядываясь, её яркие образы застревали в нём, нанося точечные удары по восприятию этой реальности… Ему всегда казалось, что она лишь смеётся над ним, признаваясь ему в своей любви… чистой и высокой… никогда вслух… никогда… может, он сам себе всё придумал? Да, такая изобретательность… тоже мне, конструктор… хотя в её глазах горел, заигрывал дикий и неистовый Агни, зазывая в свою опасную игру «кто не спрятался, я не виноват». Со всей, свойственной только ей, непонятной властью над картинами в его голове… и не только его! Слушателей будто всасывало в эту воронку образов, смыслов, стимулов, все сливалось в переживаемые ею яркие картины, попадая в голову всем, до кого дотягивались. И более того, она не наивно играла в это, а точно знала, как действует на людей… Возможно, упиваться этой игрой она стала совсем недавно, и всё же заводила её эта власть над всем, что было рядом… без желания управлять, с каким-то детским любопытством экспериментатора… «Всё основывается только на самой погруженности в этот данный момент, от глубины нахождения… от окружения, – говорила Нарада.

– Я всегда следую за потоками тех, кто рядом, и чем они сильнее, тем ярче мои уровни и планы, тем легче я могу передать, опуская многих в воды моих мыслей»…

Её гибкие пальцы… лёгкие уверенные движения, когда она следила за ними, такие потерянные и совсем пространные во время ускользания внимания к себе, тогда она двигалась в такт никому не слышному ритму, пахла по-другому и выглядела довольно психоделично, наполненная текучестью воды… тогда она была настоящей и привлекала его чем-то большим, чем была… женщина… ребёнок… игра… игрище… Он до сего дня не мог понять начала и конца её искренности. Нет, искренность была безупречной. Нарада всегда верила в то, что чувствовала, но её чувства менялись с такой скоростью, что порой она сама за ними не поспевала, заигрывалась, полностью захваченная в плен собственных видений и иллюзий. Ей проще было убить в себе чувства, если эта личность не соответствовала изящно прорисованной, доведённой до безупречности картине – линиями, которым совсем не свойственна ни линейность, ни идеальность… принять чужой мир? Чуждый и, возможно, слишком медленный для её скорости – скучный… нет! Только не так!.. Скука – удел разрозненности, сломанной гармонии…

Чёртова погрешность в расчётах, проклятое любопытство! Он думал, что справится, попав в это«путешествие» и засидевшись в Иамма, он просто разомнёт ноги. Он так и не понял, как оказался у дверей этой дикой бестии…

Нарада поглотила его полностью, заняв всё его пространство… пока это удавалось более-менее держать в руках… в чьих, вот вопрос?… Но он намеренно ждал, то ли когда она сама придёт в себя, то ли окончательно поглотит его со всем грузом своих же отражений в нём… Воткнувшись в эту пиксельность, в этот хаос собственного бессилия, он пронёс своё усталое тело ещё несколько кварталов и свернул на Северный перекрёсток, оттуда было рукой подать до Маяка. Там, в глубокой пещере, ждал его единственный верный друг, которого не удалось отпугнуть желанием спрятаться в ракушку чёрствости и усталого одиночества, унося в самую глубину сокровенное. Рудра не пошёл в пещеру, он заглянул в свой внушительных размеров дом-маяк, такой аккуратный снаружи, но необыкновенно вместительный внутри.

– Я ждала тебя ещё вчера, – Астея сидела спиной к входной двери и смотрела сквозь стеклянную стену в бесконечность океана.

– Ты же знаешь, такие разговоры заводят в тупик, – металлическим голосом бросил Рудра в её безупречно ровную спину…

– Я всегда вовремя и к месту. Собрав несколько бокалов и бутылку вина, повернулся и посмотрел на воду, пытаясь по её цвету определить, который теперь час… так и не вспомнив, спустя секунду, каков океан… какого оттенка… дикий или спокойный… совсем, как она… Спустился по винтовой лестнице к потайному ходу…

Астея знала, что чем глубже он спускается, тем невыносимее её одиночество и беспокойство. Ей хотелось, как раньше, когда она просто была рядом, без надежды, заметит ли он её тоску, выскакивающую каждый раз к его ногам. Время беззаботной дружбы, простых отношений, без забивания друг друга в угол своими претензиями о том, что тот, кто рядом, не захотел стать иллюзией – марой… другому. Сейчас она совладала, как, впрочем и всегда, с порывом догнать, обнять, прижаться к нему, потребовать объяснений, любви! Всего того, что жило в ней самой, но не было разделено, потому искало возможность зацепиться хоть за кого-нибудь, за нечто… принявшее его облик… Отчаяние, переходящее в «давай попробуем, может, получится»…

Он дошёл до самого тёмного в этом бесконечно длинном, закрученном пути, проходящем в таких же тёмных и запутанных мыслях… Волшебник ждал своего подмастерья, которым Рудра перестал быть уже несколько столетий назад. Но всегда почитал учителя, принося ему вести своих прозрений. Лурро был стар, три маяка сменили друг друга на этом утёсе, ни один не стоял дольше трёхсот лет. Войны приходили в одно и то же время и, к сожалению, место, дробя не только жизни, но и камни. Размалывая в пыль всё понимание, нелепостью идей способные разрушать как трогательно тонкое, так и вечное…

– Всё движется по кругу, – как всегда прочитав мысли, ответил на них мудрый Лурро.

– Не каждому везёт выйти на спиральные пути… Они ждут тебя, давай бутылку, – старик убрал своё любимое, густое и чёрное, как кровь, вино в дорожную сумку и закрыл за Рудрой ход задвинув каменную стену рукой, не воспользовавшись кирпичом, сделанным на манер кнопки. Он никогда не интересовался земными удобствами, имея уникальную силу управлять всем по-своему, в только ему свойственной небрежной манере. Граг и Нейсмер, уже перетаптывались с ноги на ногу, корябая пол и сдирая с него подобие керамического покрытия. Стены сплошь были покрыты гарью, местами полопались от жара огнедышащих пастей. Граг, буквально как щенок, подпрыгнул на месте, давя на Рудру своей колючей мордой, едва сдерживаясь, дабы не обдать его обжигающим приветствием. Успев отпрыгнуть в сторону, Рудра, слегка оттолкнул его ладонью наотмашь, больно поцарапав руку о твёрдую кожу. Тоже мне щенок… ласковое, домашнее, пушистое… как крупная наждачка… Нейсмер, удрученный опытом общения с Лурро, стоял и всем видом показывал, что только он тут и есть вся древняя мудрость и выдержка. Волшебники открыли вход в грот, сквозь который было необходимо сначала пронырнуть, что они и сделали. Лурро, возложив руки на своего дракона, передал ему образ места, куда нам было необходимо попасть. Место общих видений, ночных кошмаров, обычно за пару часов до рассвета будивших силой другую, более яркую реальность, обдавая мурашками, поднимая волосы дыбом, страхом, пронизывающим и выпрыгивающим диким криком сквозь спёкшиеся губы. Судьба… спиральки… круги… угловатости…

То место привлекало Рудру давно, и теперь было немного жутковато попасть в свои самые невероятные кошмары во плоти. Маги двигались вдоль реки, пролетая над высокими, как стены, древними развалинами гор-великанов, белёсых, как кости, изрезанными глубокими тёмными впадинами, трещинами, оврагами с рваными ранами-пещерами. Подлетая к океану, там, где река впадала в него, пеня и мутя воды, превращая лазурь в желтизну, сливая многие и многих в одно… Капли росы… дождя… мечи, – всё, что ни попадя, сварим зелье… супчик для избранных… Чем ближе был тёмный край, окаймляющий полуостров, тем яснее были образы, от которых кровь стыла в жилах. Драконы опустились на небольшой выступ, формой похожий на ключ, перетаптываясь, как коровы на льду, едва умещаясь на этой тоненькой полоске камня. Рудра и Лурро собрали немного сухого плавника, дабы развести костёр и согреться. Пригвоздив дракона к земле повелительным взглядом, Лурро вынудил его плюнуть на брёвнышки. Нейсмер послушно дыхнул огнём, понимая, что теперь есть возможность поохотиться, пока волшебники заняты своим, рыкнул на Грага, приглашая его с собой. Они удалились, оставляя людей их тайнам. Поковыривая сухой длинной палкой в костре, Лурро долго и пристально всматривался в похожие на запёкшуюся кровь подтёки лавы, оставшиеся после обильного извержения старого вулкана. Волшебник несколько раз вздохнул, будто пытался подобрать слова или отпугнуть слишком яркие воспоминания и поёживаясь на своём невысоком бревне, кашлянув, начал повествование: