Впрочем, ей нечего было стыдиться, гость хоть явно заинтересовался ею, в ней почти не вызывал каких-то теплых ответных эмоций.
Да и вообще, когда она мысленно сопоставила Арсения и Дмитрия, то сравнение это было явно не в пользу первого. Обожаемый ею человек имел куда более броскую внешность, в этом плане с Дмитрием вряд ли кто мог сравниться. Он и ростом был, кстати, выше, и плечи у него шире, чем у Арсения. Когда он ими поводил эдак небрежно, то Лизоньку сразу бросало в жар, а про глаза его и говорить было нечего. Это поистине женские глаза на мужественном лице. Синие, как небо, глубокие, как озеро, они, словно магнитом, притягивали к себе.
Ну а, кроме того, Дмитрий, как и она, был очень беден, значит, они в какой-то степени подходят друг к другу.
О, господи! Как она по нему ужасно соскучилась! Через два дня она обязательно с ним встретится и, наконец-то, решится намекнуть на их будущую совместную жизнь.
А сейчас, решила она, надо хоть немного поспать, ибо девичья красота – это капризная дамочка, напрямую зависимая от того, выспалась ты, или нет.
С этими приятными мыслями она переоделась в новенькую голубую рубашку и с наслаждением юркнула в кровать, окунувшись в свежевыстиранное бельё.
Все эти дни голова у Дмитрия, переполненного эмоциями, была забита главным образом предстоящей встречей с загадочной женщиной в коляске: что его ждет, в самом деле? Любопытство прямо-таки распирало его. Одно было ясно, как день, что его жизнь наверняка круто изменится в связи со знакомством с этой знатной госпожой.
Два дня назад он наконец-то выбрался в родное село Свиридовку, где осталась его мать. Ровно год, как он не бывал в отчих краях, а чувство было такое, словно он отсутствовал здесь, по крайней мере, несколько лет. Селеньице их, где ещё десятка два лет назад жизнь буквально била ключом, сейчас окончательно вымерло. Собственно, тут доживали свой век одни старики.
Ветхие дома, кое-где наглухо заколоченные за неимением хозяев, казалось, ещё более согнулись под тяжестью лет, кругом витала неописуемая глубокая тоска и запах смерти. Старики болели и умирали в полном одиночестве, и порой тела их, не замеченные никем, долго оставались непогребёнными, разнося вокруг удушливый смрад.
С тяжёлым сердцем Дмитрий распахнул дверь их убогой хатёнки – она стала ещё более приземистой, а окна с полуоторванными ставнями наполовину вросли в землю. Мать лежала на кровати и глухо стонала. При виде сына она с трудом приподнялась и, щуря свои выцветшие слезящиеся глаза, – когда-то они, как у сына, были пронзительно синие, – печально сказала:
– Совсем я, сыночек, сдала, негодна ни на что! Вчерась еле-еле добрела за водой, на крылечке посидела, видать, ветром-то и продуло, никак, господи, не оклемаюсь. Вот и скотина во дворе вся передохла.
Она тихо заплакала, прижавшись к расстроенному сыну.
Дмитрий всегда был благодарен матери, что она, несмотря ни на что, сумела их с сестрёнкой выучить. С болью всматриваясь в резко исхудавшее родное лицо, сплошь изборождённое глубокими морщинами, он с горечью подумал о том, что будь он сам состоятельный, обязательно перевёз бы мать в город.
Он был сильно привязан к матери, так обычно бывает там, где рано лишаются отцов. Отец его был горьким пьяницей, однажды он просто-напросто не дополз до дома, замёрз прямо у калитки.
Мать работала простой дояркой, всю заботу о воспитании детей она взвалила на свои хрупкие плечи. Синеглазая красавица, с толстой русой косой, она так и не вышла во второй раз замуж, хотя женихов к ней сваталось немало.
