Ники нахмурилась. Высвободившись из ее хватки, я сделал шаг к Астрид, но охрана тут же заблокировала мне путь.
– Три минуты, – произнесла она.
К черту.
Схватив Николетту за руку, я потянул ее к выходу из ресторана. Нужно уходить, пока алый туман ненависти не затмил все вокруг. Задержись мы чуть дольше, точно бы прикончил заносчивую суку.
Когда мы проходили мимо Астрид, она перехватила свободную руку Ники, заставив меня остановиться вместе с ней. Обернувшись, я предупредил:
– Отпусти!
Но мать Миранды сделал вид, что не слышала, сосредоточив все внимание на наследнице Драконов.
– Мой тебе совет, деточка… – начала Астрид.
– Я сказал: отпусти, – повторил, шагнув к ней, и высвободил Ники из ее хватки.
– Беги! – прокричала она нам вслед. – Беги, пока не стало поздно!
И вот мы уже вышли за дверь, навстречу ночной прохладе столицы.
Идиот. Чертов идиот. Какого хрена поперся именно сюда?
Стремясь убраться как можно дальше, я тащил Ники за собой вниз по улице, пока она не уперлась ногами в землю, пытаясь меня остановить. Когда у нее ничего не вышло, в дело вступил крик:
– Майк! Да остановись ты уже. Мне больно! – заорала она, дернув рукой, которую я сжимал тисками.
Проклятье.
Резко затормозив, я отпустил. Николетта отошла от меня, потирая запястье и глядя так, будто перед ней настоящий псих.
Может, так оно и есть.
Прикрыв веки, я вновь увидел перед собой искаженное яростью лицо Астрид.
– Сука! – заорал я, распахнув глаза, и со всей дури пнул стоящую возле закрытого цветочного салона урну. Содержимое разлетелось по асфальту, а Николетта вздрогнула, отступив еще на шаг.
Я ненавидел Астрид, как и Лиама. Даже при жизни дочери они видели во мне не более чем грязь, въевшуюся в их идеальную, белоснежную жизнь. Запрокинув голову, взглянул на ночное небо и мысленно обратился к Миранде, заявив, что ее мать все та же бездушная стерва.
Я достал из кармана пачку сигарет и закурил, затем повернулся к Николетте, которая все это время продолжала наблюдать за мной.
– Кто эта женщина? – тихо поинтересовалась она, продолжая сохранять дистанцию.
– Никто. Отголосок прошлого.
– Почему она назвала тебя убийцей? Что ты сделал?
Затянувшись, я прищурился, раздумывая, насколько откровенно готов ответить. Мне не хотелось рассказывать Ники про Миранду. К чему ей знать? Она и без того осторожничает со мной.
– Она винит меня в смерти своей дочери, – ответил я, не уточняя характер наших отношений с последней.
– И ты действительно причастен? – спросила Николетта, поежившись от очередного порыва ветра, и обхватила себя руками.
Докурив, я затушил сигарету. Затем снял пиджак и направился к Ники. Я заметил, как она едва дернулась, будто желая отступить, но силой воли заставила себя остаться на месте.
Подойдя, я накинул пиджак ей на плечи, а затем притянул к себе. Она уперлась ладонями мне в грудь, не давая полностью обнять. Но и этого достаточно. Я просто не хотел встречаться с ней взглядом, произнося следующие слова:
– Нет. Я ее не убивал, – сказал ровным тоном. И даже не соврал. Я и пальцем не тронул Миранду. Не то чтобы это как-то умаляло мою вину…
Плечи Николетты заметно расслабились, и она, перестав сопротивляться, сама прижалась к моей груди.
– Ты же не врешь? – тихо спросила девчонка, побуждавшая меня совершать глупости.
Мой пульс ускорился. В ее голосе прозвучал оттенок горечи. Жизнь во лжи всегда накладывает отпечаток, не позволяя до конца довериться, особенно кому-то новому. Обрекает на паранойю. И хотя я не мог позволить себе стопроцентную искренность, пополнять ряды откровенных лжецов тоже не планировал.
