«Воробьев и Леонтий» - страница 2



Не в теме народ – пар я выпускаю. Перед молчаливым сидением над летописями разрядку себе даю.

Нервная система у меня не разболтанная. Объявив пятиминутный перерыв, упражнения на растяжку я делаю, умиротворенным, словно тибетский йог.


ГЛИНУ, знайте, обожаю.

На сапог не променяю.


Разговоры о супружеской неверности

моей Глины по Новгороду,

я убежден, не гуляют.

О пятидесятилетней,

чудовищно непривлекательной Агриппине

сколько угодно, а о Глине ни гу-гу.

И озверевший без баб степняк

на Глину бы не польстился?

За мое добро я спокоен.

С такой женой, как Глинушка,

обладаю возможностью

в безмятежности колдовать.

17

В закрытом большевиками монастыре проверка сохранности исторических документов рассыпалась, пропажи пошли косяком.

Я разгоняюсь. По заданным параметрам шарю по Интернету пыльной решительной бурей.

Если вы охотник за редкостями…

Не для личной выгоды, ради науки ищу.

Тогда предложений вам у меня не имеется. Настаивать вы заканчивайте, бизнес лишь с деловыми людьми я веду!

Естественно, голос я повышал, захлебывался… полицией не пугал. Я не ребенок, в курсе, на чьей она стороне.


ЗАМАХАЛ руками я.

Сотрясайся же, Земля!


На тайной встрече

у князя

вроде бы решено

колдунов из Новгорода изгнать.

Не потянут!

Колдовством мы беду отведем!

С Акакием Черноватым

вообще никому бы не связываться,

ну и я жестами грозными

и заклинаниями непонятными

свою лепту внесу.

18

Питание на завтрак было у меня калорийным. Вставать из-за стола не хотелось, выдержат ли мои ноги, я беспокоился.

Колбасную нарезку я с батоном умял, шоколадную вафлю в пасть сунул…

Последний завтрак приговоренного смертника. Закравшееся предчувствие до обеда не дотянуть.


ЗАКРИЧИШЬ, гляди, от боли!

И умолкнешь навсегда.


Изобретательный мастеровой Четвертак

рассказывал колдуну Леонтию

о помышлении создания топора,

рубящего дрова

без участия человека.

Чревато,

покачал головой поразмысливший ею Леонтий.

Во время доведения до ума

твой топор тебя самого

скорее всего

зарубит.

19

С лихим видом над пыльными бумагами я засел. Не книжный червь я нисколько, исследователь – боец… вы, мухи, давайте, не жужжите. Для порядка вам говорю. В действенность особо не верю.

На папки для документов мне выделили…

Закупился я основательно.

Много на мои деньги мне не купить, но для историков у вас скидка…

Слышать не слышали? В бессердечных деляг вы не превращайтесь, разграничивайте бухгалтерию и научную мысль!

Сейчас закричу.

Ага, взгляды у продавцов наполнились ужасом…

Вызвав менеджера, о чем-то с ним пошептались. Он посудил здравым со мной не связываться, по заниженным мною расценкам папки мне уступить.

Вы что, я не буйный!

Я не сказал. Не успокоил.


СОТВОРИЛИ, виноваты.

Изнывали без прохлады!


Леонтий попал под дождь.

Под выглянувшим солнцем

редкие волосы высохли, поднялись,

стали пышными будто он их в бане

намылил.

Благодать, когда солнце.

Но прошлым летом жара нас

измучила.

Я говорил Глине вставать,

а она не встает, стонет

и не шевелится,

сумел я Глину взбодрить.

Зачал нашего, вероятно, прелестного

первенца.

20

На электричку до Пушкино я не сел. С платформы мне пора уходить, не приедет она сегодня.

Захват сумеречными думами я желаю предотвратить.

Куда-нибудь, пусть бы в Пушкино, за новой судьбой мне отправиться?

Билет до Пушкино я купил.

Получается, запланировал.


БУДУ гостя принимать.

Руки нужно мне связать!


Дальний родственник Карпатя

к Леонтию, колдун надеется,

не доедет.

Достал он ближе к осени

в Новгород ко мне приезжать!