Воробей т.2 - страница 13
Про соратников – это он меня имел в виду. Я это понял, и все за длинным праздничным столом это поняли. Но наградил высшим Шведским орденом он таки не меня, а князя Долгорукова. Красивая, килограмма на два золотом, цепь, состоящая из стилизованных ангельских крыльев, и белый мальтийский под королевской короной – орден Серафимов был красив, но для подданных русского царя, совершенно бесполезен.
Впрочем, Владимир Андреевич был доволен. Даже, в нарушение статута имперских орденов, напялил цепь поверх голубой ленты ордена Андрея Первозванного.
- Апостол у меня уже есть, - крякнул от радости московский губернатор. – Теперь к нему и ангелы добавлены.
Я не завидовал. Никогда и мысли не появлялось, начать коллекционировать ордена. Во-первых, их в мире такое великое множество, что за всю жизнь и десятой части не собрать. Во-вторых, блеск наград просто не прельщает. Наоборот, испытываю некоторое неудобство, когда приходится надевать парадный придворный мундир. Он и без побрякушек изрядно весит. Там, наверное, одного золотого шитья на полкилограмма, а ордена его еще больше утяжеляют. Ходишь этакой тяжеленькой новогодней ёлкой, и боишься спину согнуть лишний раз – есть опасение, что сил не хватит разогнуться.
Так вот. Награду король привез князю, а прицепился ко мне. Так пристал, как тот самый банный лист. По приезду, сразу так и заявил, что, дескать, никакого особенного плана по осмотру старой столицы Империи у него нет, и что он де будет счастлив изволить посетить те же самые местности, где намерен быть и я. Университет? Прекрасно. Съезд юристов? Еще лучше… Ну и претворил свое королевское намерение, как сказать: в жизнь. А с ним и кубанец этот. Их сиятельство, граф Феликс Николаевич Сумароков-Эльстон, атаман кубанских казаков. Лицо неопределенного происхождения. Но дамам нравиться умеет. Этого не отнять. На балах имеет непременный успех.
Таскался этот Оскар всюду за мной, как привязанный, а я все ждал, когда же он речь заведет о поставках для воюющей Германии? Должен же он был рано или поздно затронуть эту тему в разговоре, не зря же он прилип к первому министру Империи, и негласному предводителю про-немецкой партии в стране.
И вот, миновал день почитания славных и всехвальных первоверховерных апостолов Петра и Павла, а Оскар продолжал мотаться целыми днями по Москве. Еще и высказывал мне в пути свое восхищение от участия в столь значимых событиях. Это он о съезде юристов так изящно выразился. Наше с ним там появление вызвало натуральнейший гром аплодисментов, которого даже близко не было в Университете. Студенты приветствовали нас стоя, но хлопать в ладоши от счастья не стали.
И ладно бы он один, ну с охраной и графом Феликсом, со мной ездил. Так за нами следом целая шайка корреспондентов всевозможных газет и журналов таскалась. И если ко мне эти господа лезть с вопросами опасались, то к шведу – как пчелы на мед. А тот и рад. И каждому на каждый запрос неминуемо ответствовал. Так что тянуться это шоу могло бесконечно. И каждый раз приходилось напоминать этому венценосному прохиндиею, что нас ждут в другом месте, и что следовало бы поторопиться.
Ждал – пождал я этого важного разговора, а его так и не случилось. На прощальном приеме король Швеции снова говорил много хорошего, но о той самой теме – ни полслова. А я что? А я обрадовался. Потому что все равно что-то обещать, не посоветовавшись с регентами, я не мог. Я же сам себе не враг. Это уже область международной политики. А туда простому вице-канцлеру Российской Империи вход только в сопровождении аккредитованных лиц. Или, говоря по-простому: рылом я не вышел туда лезть.