Кто бы сомневался. Пчела никого не наказывает без вины. Пусть это и отнимает много сил. Иногда и времени.
Илай сжал ладонь, и превратившиеся в крошки семечки посыпались на пол. Слишком уж хорошо он помнил, каково бывает поначалу, пока не привыкнешь. Неудивительно, что Эстелла почти потеряла сознание. Ему самому в первый раз понадобилось несколько часов, чтобы окончательно прийти в себя.
Если бы можно было ей помочь. Быть рядом, подсказать, как с этим справиться… Нет, нельзя об этом думать. Он запретил себе, чтобы не было так больно.
Хотелось запустить в проявитель чем-нибудь тяжелым, разбить на мелкие осколки, лишь бы не видеть. Никогда больше не видеть. Он уже подтянул к себе тяжелое глиняное блюдце, где не осталось семечек. Вполне подойдет, хоть и само непременно треснет. Не важно. Для чего-то ведь оно сделано таким тяжелым. Может, в том и было его предназначение – разрушать?
Однако поднять блюдце он не успел. Ладонь Катрин, мягкая и теплая, прижала его руку к полу. Удерживала так крепко, что Илай от неожиданности разжал пальцы. Она ничего не сказала, но по укоризненному качанию головой все было понятно без слов.
Холодная рассудительность вернулась в мысли, стоило только увидеть, как Ворон увел Эстеллу прочь. Разумеется, все дело в том, что она скрылась из виду, а вовсе не в присутствии рядом Катрин, при которой точно не стоило терять над собой контроль.
– Ей не нужно было приходить на праздник, – протянул он, поднявшись. Получше настроил проявитель, чтобы не мешали гуляющие по небу облака. Обернулся и увидел, как вопросительно Катрин смотрит на него в ожидании объяснений. – Той фрейлине. Так для всех было бы спокойнее.
Но она вовсе не хочет спокойствия, вот в чем штука. Лишь справедливости. Он сам сделал ее такой, ему и отвечать.
Наконец изображение вновь прояснилось. Что ж, пора выйти на сцену.
– Рад видеть вас всех в добром здравии. – Илай невольно улыбнулся, наблюдая, как гости шокировано оглядываются, пытаясь его отыскать.
– Как… откуда ты… – Старший Ратлин оказался единственным, кто смотрел прямо на Илая. Вернее, на озеро, откуда слышался его голос. Не удивительно, уж он-то должен знать, на что способна вода. Лучший отражатель из существующих.
– О, не волнуйтесь, меня тут нет. – Больше Илай не считал нужным скрывать насмешки. – Можете продолжать веселиться, не стану мешать.
– Думал, сам явишься, не станешь жену свою подсылать, – проворчал Вейн. С жутко обиженным видом потер краснеющий след от пощечины.
– Так вот зачем ты к нему ходил, – прошипел старший Ратлин. – Рассказал все, да? Не так уж хорошо ты хранишь тайны, сынок.
Вейн дернулся, словно бы его снова ударили. Но ответил достаточно твердо:
– Храню только те, что должны оставаться тайнами. Он все еще один из нас.
– И теперь мы не сможем быть уверены, что он не следит за нами, – послышалось чье-то перешептывание. Не важно, чье именно, наверняка они все думали об одном и том же. – За любым из нас. В любую минуту.
– Конечно, если собираетесь что-то утаить, – «успокоил» Илай.
Объяснять, что не подсылал Эстеллу и даже не думал об этом, он благоразумно не стал. Пусть помнят, что все еще нужно опасаться пчелиного гнева. Пусть не забывают, кто они.
– Утаить, но не от тебя. – Старший Ратлин подал жене знак увести дочь, и лишь после этого продолжил: – Для тебя наши правила не пустой звук. Ты понимаешь их важность. В отличие от этой новоявленной графини.
