– Довольно честно.
– Сладкие речи петь не стану. Я почти никогда не вру. За себя страха нет.
– Но есть за сестру, – дополняет Страж. Он поднимается с кровати. Та противно скрипит. Мужчина делает пару шагов в мою сторону, – Хочешь вытащить Катерину?
– Ты знаешь, что хочу.
– Пойдешь на все?
– Да.
– Я помогу тебе, и ты должна поручиться за то, что сказала ранее. Заплатишь своей свободой. Отпускать тебя не собираюсь.
– И пусть. Я останусь с тобой.
– Отлично, – Мужчина протягивает в мою сторону раскрытую ладонь, – Тогда отдай ключ. Я знаю, он у тебя в кармане.
По телу бегут мурашки. Я поджимаю губы, с досадой осознав, что мой противник не глупец.
– Как ты…?
– Не одна ты выживала в Дагорских лесах. Мне тоже приходилось. В прошлой, вольной и сытной жизни.
– Не понимаю, о чем ты.
– Понимаешь. Я прекрасно знаю эти приемы, воровка.
Скрипя зубами, я отдаю ключ Веславу. Он довольно улыбается, закинув его в карман брюк.
– Если хочешь увидеть Катерину, не пытайся обмануть меня. Выполняй все, о чем прошу и может завтра с утра ты сможешь поговорить с ней.
Я вдыхаю воздух в легкие, но бион перебивает, не дав заговорить.
– А пока иди, подружись с местными женщинами и займись бытом. Хочешь жить не в помойке, организуй порядок.
– С местными женщинами? Ты хочешь, чтобы я выпрашивала тряпки?
Он улыбается, тянется рукой к моей щеке, но я уворачиваюсь.
– Укради. Тебе же так привычнее.
Рожденная в семье со средним достатком, я почти никогда не выгребала мусор из трущоб. Тяжелую жизнь знала, но больше в плане поисков выгоды, риска, опасных дорог и попыток избежать встреч с тварями.
Здесь же тяжесть жизни опускается на ступень выживания. Когда холодно, голодно и нет безопасных стен, как в Дагоре.
Без защитной маски дышать вне дома трудно. Запах горького дыма щиплет нос, глаза ужасно слезятся, и кожа как будто покрывается противной пылью, отчего руки кажутся сухими и неприятно шелушатся.
Воды нет. Чтобы найти ее для питья пришлось идти к военным в полевую кухню. Ту, что разбита на въезде в город. В центр Мрачного удела путь закрыт. Я пыталась пройти, но за низкими постройками выставлены металлические ворота и забор. Так местная администрация защищает себя от инфицированных.
– Разве укушенные могут бродить по уделу? – Спрашиваю я местную женщину. Грузная блондинка с ребенком в слинге безостановочно сосущем ее огромную грудь, стирает белье прямо в ведре у колодца. Вода тут не питьевая, оранжевого оттенка с запахом мха. Глаза незнакомки добрые, но возраст трудно узнать. Кажется молодой, но лицо осунулось, сползло от тяжести щек, тонущих в подбородке. Эта ее полнота не похожа на здоровую. Вся будто в опухолях и без респиратора. Тонкие губы растягиваются в беззубой улыбке.
– Новенькая, да? По тебе видно, не знала жизни в Мрачном уделе.
– Я тут всего пару часов. Ничего не знаю, но в центр попасть не смогла. Говорят, там есть и вода и еда.
– Есть вода, – женщина вытирает капли пота со лба, а второй рукой подтягивает слинг на плечо. Малыша это нисколько не отвлекает. Я стараюсь не смотреть как он ест. Таинство кормления здесь принимает какую-то уродливую форму, – У них все есть, да нас туда никто не пустит. В центре карантин для привезенцев и элитные квартирки для владельцев удела. Потом тех, кто пройдут отбор и будут здоровы отправят к нам. Только не все они здоровы, да и от ворот, зараженных из леса, не шибко-то просматривают. Так что ты права, есть у нас зараженные. По улицам ходят редко, ведь убьют их солдаты. Так что по подвалам сидят.
