Светозар оскалился, его глаза сверкнули гневом, но в глубине души он понимал, что Свен прав. Однако признавать это вслух он не собирался.
— А ты меня ещё поучи! — выпалил он, сжав кулаки. — Без тебя знаю, что мне делать!
Свен, не меняя выражения лица, покачал головой. Его рыжие волосы, слегка растрёпанные ветром, казались ещё ярче в утреннем свете.
— Будешь дурить — выкину за борт, и всех делов, — произнёс он ровным голосом, но в его словах чувствовалась тихая угроза. — Боги не прощают глупостей.
Светозар замер на мгновение, глядя на северянина. В его глазах читалось недовольство. Он знал, что Свен не шутит. Этот рыжий гигант был человеком слова, и если он что-то обещал, то выполнял.
Эгиль, стоя на носу, не мог сдержать усмешки, слушая перепалку Светозара и Свена. Первые сутки в пути, а князь уже успел настроить против себя даже самого смирного члена хирда. «Недолго ему осталось, — подумал Эгиль. — Если будет продолжать в том же духе, его и правда за борт выкинут».
Прошка, домовой ведьмы, скосил глаз на Светозара и тоже спрятал усмешку. Его маленькие, хитрые глазки блестели от смеха. «Не доедет князь до Итиля, — думал он. — Высадят его по дороге, как всем надоест. И туда ему дорога!». Вспомнив, каким Светозар был до Пекла, Прошка покачал головой. «Совсем дурным стал. То ли полон его сломил, то ли Пекельный владыка душу ему испортил. Кто его разберёт».
Кикимора, притаившаяся в тени, тоже наблюдала за происходящим. Её тонкие пальцы перебирали прядь мокрых волос (и когда успела искупаться), а глаза, холодные и внимательные, следили за каждым движением Светозара. Она заметила, как он изменился. Раньше в нём была хоть капля смирения, хоть тень прежнего достоинства. Теперь же он стал злее, резче, словно внутри него что-то сломалось. «То ли плен его так изменил, вою не пристало в клети сидеть, — размышляла и кикимора о том же, о чём думал и Прошка. — То ли душа его почернела, пока у Пекельного владыки гостил, может, кто из бесов соблазнился чем? Эти могут. Но кто-то знает...»
Она вздохнула. «Тёмные времена настают, видать, — подумала она, — и тёмные люди в них править станут».
Светозар тем временем стоял у борта, глядя на воду. Он чувствовал на себе взгляды, но не оборачивался. В его душе бушевали противоречивые чувства: гнев, обида. Он знал, что меняется, но не мог остановить это.
— Ладно, — пробормотал он себе под нос, — доберусь до Искоростеня, а там видно будет. К Беловиду схожу, он разберётся.
С тем и успокоился. Но три дня относительного спокойствия закончились так же внезапно, как и начались. Они уже вошли в Итиль, когда Светозар снова дал волю своему дурному нраву. На этот раз его гнев обрушился на самого Эгиля.
— Ты, пользуясь глупостью бабы, голову ей задурил! — кричал Светозар, его голос звенел, как натянутая тетива. — За моей спиной невесту у союзника увести решил! Не пущу я вас больше через свои земли, слышишь? Никогда!
Эгиль, стоявший на палубе, медленно повернулся к князю. Его лицо оставалось спокойным, но в глазах загорелся холодный огонь.
— Что ты несёшь, князь? — спросил он, его голос был тихим, но в нём чувствовалась тихая ярость. — Ты сам не понимаешь, что говоришь.
Но князь уже не слышал. Злоба, как волна, захлёстывала его разум. Он чувствовал, как кровь приливает к лицу, а руки сами тянутся к мечу. Тронув тот, снова раскричался.
— И меч мой, Харалуг, увести хочешь, да? — заорал он, уже почти теряя контроль. — Не бывать этому! Никогда!
