Восход заплутавшего солнца - страница 21
– Что с этими? – находившийся всегда рядом брат Раймонд, бывший некогда Раймондом Триполийским, махнул рукой в сторону разбросанных по песку частей тел в доспехах. Ближайший его сподвижник, тот, кто выучил его всем военным премудростям, один из двух наставников, находившихся всегда подле короля. Раймонд скакал без шлема, предпочитая, подобно местным, обматывать голову длинным, но узким куском ткани, захватывая уши и шею. Он оставлял открытым только лицо, единственное, что пощадила проказа, отлично осознавая, какие чувства вызывает вид его обезображенной кожи. Что говорить, сам Бодуэн, взглянув впервые на его непокрытую голову, слегка опешил. Шея, сразу ниже подбородка, напоминала кожу какой–то рептилии, раздувшуюся до размеров небольшого кувшина. А на голове, испещренной глубокими бороздами, росли единичными оазисами клочки соломенного цвета волос.
– Тоже собрать, отвезем мясо в Город.
Разговор с кади уже не казался ему серьезным испытанием. Его ждало нечто большее.
Вернулись они лишь через несколько дней. У рыцарей, привыкших перемещаться верхом и быстро, оказалось мало опыта в караванном деле. Они с недоверием смотрели на верблюдов, те, в свою очередь, отказывались подчиняться незнакомым людям. Пока был найден консенсус, пока процессия нашла людей, которым можно передать свой скорбный груз. Целый день Бодуэн приносил извинения, выслушивал брань и женские вопли. Повозку, на которой были свалены трупы нападавших, удалось отстоять. Хотели забрать и ее, выбросив останки куда–нибудь подальше, но появившийся важный тип, целиком, кроме длинного крючковатого носа, закутавшийся в одежды, великодушно «подарил» ее королю. Не в последнюю очередь этому поспособствовала вонь разложения, идущая из- под внахлест накинутых сверху плащей. «Нос» – он так и не представился – приподнял угол одного из них, закашлялся и велел убираться. Да, воняло действительно невыносимо.
Повстречавшись с капелланом ордена и перепоручив доставить останки храмовников пред очи магистра Раймонду, Бодуэн отправился в лекарню.
– Плох, плох, совсем плох, – всю дорогу бормотал служка, то нервно теребя пальцы, то потирая подслеповатые глаза.
Плох… плох бывает раненный в живот стрелой. Салах ад-Дин доживал, казалось, последние мгновения. Он больше не вел пространных разговоров об обнаженных женщинах и действиях с ними, перестав даже стонать. Осунувшееся, покрытое каплями пота лицо походило скорее на маску из какого–то коричневатого дерева. Почти такую, что когда–то подарил отец. А нога… буро–черная, в кроваво–фиолетовых разводах. Бодуэн присел, коснулся руки Стража Востока, которая тоже уже была не рукой, а какой–то птичьей лапкой.
– Прости, верный союзник, которого я когда–нибудь хотел бы называть другом. Я не уберег твоих людей, хоть и обещал. – в горле встал комок. Посидев возле умирающего еще немного, король поспешно вышел.
В эту ночь он почти не спал. Едва закрывались глаза, он видел то, что нельзя было назвать просто сном. Сон был ярким и цветным. Чужие, снующие всюду люди, чужие одежды, чужой большой город. Светлые дома, сочная зелень деревьев, благоухающие цветы. К их ароматам примешивался запах свежего хлеба и, едва уловимый, рыбы, что тянулся с небольшого рынка, находящегося в паре улочек вниз… он знал, как пройти к нему! Откуда? Звуки, запахи – все было настоящим и живым, возбуждающим его давно затушенные чувства. Люди, говорящие на чужом языке, казавшемся таким знакомым. Плачущая женщина и юноша, которого везет похоронная процессия. И голос. Его собственный голос. Голос, сказавший; «Тебе говорю я! Встань!»