Главные ворота Тир-Харот распахнулись, но на этот раз чтобы пропустить юного орка в сопровождении паладина, эрелима и вьючного мула. Такой свиты ни один орк не удостаивался за всю историю мира. Вокруг уходящих столпился весь люд заставы, лица у мирян проклинающие, словно чумных выгоняют из стен своего дома. Ещё немного – и они начнут кидать в них камни. На стене генерал в окружении своей свиты: уважаемый Сабнак и достопочтенный Ваал, который до сих пор жив и своим ехидным взглядом взывает к отмщению Люциана, но опять не в этот раз. Генерал с омерзением смотрит на них свысока, словно предвкушая возвращение этого наглого паладина на коленях к стенам его заставы. Он за спиной сжимает расписку от Люциана, в которой тот просит разрешение покинуть крепость и направиться в Дремучий лес. Это письмо является для него алиби в случае исчезновения сына наместника Твердыни Адма, если, конечно, с тем что-нибудь случится, и он не вернётся.
Юный орк стоит первым, его взгляд вновь горд и не сломлен, он смотрит вдаль предстоящей дороги. Руки за спиной связаны верёвкой, конец тянется к морде мула, которого ему придётся тянуть за собой.
Юный орк обернулся в позыве и, встретив глаза Люциана, прочёл по ним, что пора идти. Он сделал шаг, и верёвка натянулась. Толпа от движения завыла, её негодование растёт, и вместе с тем презрение к уходящим. Мул упрямо замер, будто тоже считая поход предательским. Толпа засмеялась, как юнец повис на верёвке. Табрис, долго не дожидаясь, хлопнул мула по заду ладошкой, и тот пошёл за юнцом. Пройдя под аркой главных ворот и пересекая теневую полосу под ней, они услышали хруст и грохот равнодушно закрывающихся ворот никчёмной заставы.
– Люциан, – окликнул его через мула Табрис, – вот и покинули мы этот злачный Тир-Харот.
– Даже на душе легче стало… – немного помешкав, ответил тот.
– Согласен, за воротами и воздух чище, дышится полной грудью, – добавил Табрис и перевёл внимание на юного орка. – Ну, что, куда нам?
– Будем идти прямо по дороге, пока дорога есть, – он обернулся и оскалился: может, это радость, а может, злоба, с их острыми зубами так сразу и не понять. – Потом придётся идти по тропе, если нам повезёт…
– Что значит – если нам повезёт? – усмехнулся Табрис. – Нам обязательно повезёт, у нас нет другого выбора.
– Просто можем до тропы не дойти, это уже не от меня зависит.
– Зависит и от тебя, и от нас, – недовольно произнёс Люциан, хмуро глядя, как дорога начинает уходить глубже в лес. – Ты просто веди нас правильно.
– Что значит «правильно» для человека? – юнец засмеялся, что-то в этой фразе его взбодрило.
– Правильно для человека – это по совести, чтобы не было потом особо горько за потраченную жизнь, – в голосе Люциана прозвучала нота угрозы, и юнец её уловил.
– Слушай, – опять вступил в разговор Табрис, – а сколько до вашего лагеря топать?
– Три дня ходу…
– Три дня? – усмехнулся Табрис. – Значит, всё это время вы были под носом у генерала, и он ни разу не удосужился провести с вами переговоры?
– Люд злой и беспощадный, у них нет чести… – ответил юнец, не оборачиваясь. Поверхностно, но достаточно мудро для своего возраста.
– Ты говоришь про людей, а значит, и про нас?
– Для орка вы все на одно лицо, – он закончил фразу и гордо потянул мула.
– Люциан, ты слышишь, каков наглец? – Табрис не перестаёт усмехаться словам юного орка и привлекает к этому Люциана.
