− Думаешь, что-то подобное может повториться? – Нацтер опять начал играть цепочкой.
− Султан кажется, тоже так думает. Ведь зачем-то он вывез из дворца своих жен. Утром попросим его выложить нам свои планы. И кстати, я буду не против, если ты станешь практиковаться на нем.
− Не получится, − Нацтер усмехнулся, − он подловил меня однажды, когда я пытался навязать ему свою волю, сидя в той комнате. Ты бы видела, как он разозлился. Сказал, если я еще что-нибудь подобное сделаю, он оставит меня в джунглях на растерзание паукам, − и засмеялся. − Хочешь знать, что я пытался заставить его сделать?
− У тебя богатая фантазия. Я теряюсь в догадках.
− Я внушал ему желание искупать букаруса. От него так воняло.
Нацтер изобразил на лице брезгливую гримасу. Мне тоже стало смешно. Я представила султана, который заставляет бедное животное лезть в воду. Да смешнее не придумаешь.
− А зачем ему понадобился этот зверь?
Нацтер пожал плечами, но все же догадка на этот счет у него имелась.
− Мне кажется, он верит, что букарус приносит удачу, − и после многозначительной паузы добавил: − Но знаешь, в тот же день он велел слугам помыть Буку.
Я весело рассмеялась, воскликнув:
− Ну надо же! Сначала угрожает, а потом… это на него не похоже.
− Он часто спрашивал меня, почему я добровольно отдал трон брату.
− А ты?
− Не отвечал ему. Все равно не поймет.
− Правильно, нечего ему совать нос в чужие дела.
Мы еще о многом поговорили, делясь своими мыслями и подозрениями. Даже если наш разговор подслушивали шпионы или сам султан, нам было безразлично. А чего нам собственно опасаться, ведь не только мы, но и все жители Дордодотернзиса в одночасье превратились в заложников своей планеты. И неважно, что почти все они даже не предполагают о наличии нависшей над ними опасности. Я была уверена, через тридцать дней Зайрай даст о себе знать, и все поймут серьезность надвигающихся перемен.
Мы легли спать, когда было далеко за полночь. Нацтер на диване, который мы все-таки смогли перетащить в спальню. Ну, а я на своей не менее мягкой кровати. Нам долго не спалось. Мы даже в приступе веселья некоторое время дурачились, кидаясь подушками. Галлюцинации меня больше не мучили.
Утром меня разбудило звонкое птичье пение, раздававшееся где-то за окном. Птица заливалась на разный лад, изредка постукивая клювом в стекло. Я открыла глаза. Повернув голову, увидела Нацтера, продолжающего крепко спать, а приподнявшись, увидела поющее существо, которое качалось из стороны в сторону.
Из-за шторы хорошо различался лишь его темный силуэт и, благодаря взмахам крыльев, я полностью уверилась, что это никто иной, как самая обычная птица.
Мною овладело любопытство. Я тихонько встала и босиком подошла к окну. Мне очень захотелось посмотреть на певунью, но я боялась резким движением ее спугнуть.
Я осторожно отодвинула штору и обомлела… Это был большущий пестрый паук с синими крыльями. Паук плел паутину и пел по-птичьи. Причем он был так занят, что некоторое время меня не замечал. Его крылья были из перьев и на ногах вместо волос обычный пух.
Неожиданно паук замер в неподвижности и тревожно защелкал челюстями. Его когтистые лапы стукнулись об стекло, он оттолкнулся и, захлопав крыльями, полетел прочь.
Я перевела дыхание.
− Везде пауки, − и передернула плечами, − бр−р, как можно жить среди пауков?
Утро было хмурым, бледно−желтые облака скапливались над городом – дворцом, грозя в скором времени обрушиться дождем на его суетливых жителей. Кое-где через зеленые проблески неба прорывались розовые лучи и рассеивались веерами по небосводу. Достигнув земли, они превращали ее в причудливую смесь теней и ярких красок.
