Воспоминания (1915–1917). Том 3 - страница 62

Начался общий кашель, стали надевать маски. Когда таким образом обкурили весь полк и все получили о газах наглядное понятие, то в одну из изб, откуда были вынесены все вещи и в которой заткнуты были все малейшие отверстия и скважины, пустили газ, который наполнил помещение. После этого в избу впускали по очереди от каждой роты по 25 человек с надетыми масками-противогазами. Каждая такая группа оставалась в избе, наполненной газами, 10 минут; некоторые в виде опыта пробовали снимать маски, но не выдерживали и секунды, выбегая стремглав на воздух. Я вошел в избу с первой группой, в ней было несколько офицеров и 20 стрелков. Маску я не снимал и ровно ничего не чувствовал, мог свободно разговаривать и все видеть. Но я, очевидно, чересчур наглотался мерзости, когда пускали газ на воздухе и почувствовал себя нехорошо. Приехав к себе, меня стало тошнить, мучительно как-то тянуть, казалось – я отравился газами. Пролежав часа два, встал с головной болью и болью в груди и кашлем. Заказал автомобиль и проехался верст 30, чтобы продезинфицировать свои легкие на воздухе. Голова кружилась, но к утру я уже стал себя хорошо чувствовать. Также случилось и со многими стрелками. Эти опыты были произведены во всех частях дивизии, так что все нижние чины воочию могли убедиться, какое спасение маска при газовой атаке.

2 февраля я был у обедни в 29-м полку, после чего произвел экзамен окончившим курс нижним чинам пулеметных команд с новыми пулеметами Кольта. Увы, большинство оказалось совершенно неподготовленными, пришлось продлить им занятия еще на неделю, они все не достаточно сноровисто обращались с пулеметами, которые поэтому все время капризничали.

В этот вечер возвратился в дивизию генерал Редько и 3-го февраля вступил в должность, предписав мне обратиться к исполнению моих обязанностей по должности командира бригады, но 4-го числа он снова уехал на четыре дня в Минск, я опять вступил на эти дни в командование дивизией. 7-го февраля Редько вернулся и приказом по дивизии, за № 41, просил меня принять его «искреннюю благодарность за отличное командование мной дивизией почти в течении двух месяцев его отсутствия».

4 февраля я служил панихиду по великому князю Сергею Александровичу в походной церкви 32-го полка, 5 февраля я отправился с начальником штаба[234] на экзамены в полковых учебных командах. Довезя начальника штаба до 32-го полка и поручив ему ознакомиться с успехами обучения в этом полку, сам проехал в 31-й полк. Не найдя учебной команды, заехал в штаб полка, вызвал командующего полком[235][236] и уже с ним проехал в учебную команду, где застал полную растерянность: команда была собрана, а экзаменационной комиссии еще не было, хотя было уже 10 час. утра.

Меня это страшно взорвало, я еле сдержался, послал за подполковником Антоновым[237] – председателем комиссии. Он пришел, по-видимому, его подняли с постели, т. к. он, растерявшись, ничего не соображал и не мог мне даже дать определенных ответов на мои вопросы. Я обратился тогда к командовавшему полком, и от него не мог получить должного ответа. Тогда я заявил, что вижу, что мне тут делать нечего и предоставляю им самим судить, дать самим себе оценку такому отношению к делу, что делать замечания такому боевому офицеру (это был подполковник Зиневич с Георгием 4 степени и золотым оружием) мне совестно, что он лучше меня должен понимать, что сейчас для обучения надо дорожить каждой минутой, что ведь им же самим и придется идти в бой с этими стрелками и потому казалось бы в их же интересах обучить людей как можно лучше, а они начинают занятия не в 8 часов утра, как мною было приказано, а после 10-ти.