Воспоминания и размышления старого водилы - страница 5

Зарплата инженера – молодого специалиста – была тогда 100 рублей. Следовательно, даже откладывая ежемесячно треть зарплаты, приобрести авто я смог бы не ранее чем через десяток лет.

Поэтому свои мечты устремил на более доступное средство передвижения – мотоцикл. Многие в те годы катались с ветерком на шикарных «Явах», поставляемых в СССР из Чехословакии, или на отечественных ИЖах.

Но и они мне были не по карману.

Моей зарплаты в первый год работы в Каунасе хватило только на спортивный велосипед, на котором за год исколесил все окрестности – от Вилькии и Ионавы на севере, до Бирштонаса и Казлу-Руда на юге.

Через год я получил права водителя и приобрёл продаваемый в кредит мотоцикл «Ковровец», который стоил 470 рублей. И на нём уже изучил всю территорию Литвы. Наверно, никто в НИИ, где я работал, не знал её лучше меня. Был я тогда холостым, бензин стоил дешевле газировки. Рабочий день оканчивался в 16 часов. Телевизора у меня ещё не было. Поэтому вторую половину дня проводил в седле «Ковровца».

В Литве ещё существовали многочисленные хутора. При этом в районе городов Ионава и Укмерге стояло довольно много хуторов русских староверов, осевших там ещё во времена неистового протопопа Аввакума. Я безошибочно научился отличать хутор литовский от хутора русского. Если на хуторе только баня и картошка, то хутор русский. Если нет бани, но много фруктовых деревьев и ягодных кустов, то – литовский.

В 1968 году я женился.

По дорогам Литвы на моём «Ковровце» мы стали колесить уже вдвоём с женой Ниной. На следующий год летом отправились в первую поездку на берег Балтийского моря в лагерь отдыха нашего института в посёлке Швянтойи, что в 15 км от Паланги. Проехать нам предстояло почти 270 км, а дожди в Литве не редкость. Поэтому мы оделись в зимние спортивные ботинки, толстые тёплые брюки, свитера и куртки на поролоне. На головах шлемы, а на руках кожаные краги. Всё это спасло нас от серьёзных травм, когда на скорости около 100 км/ч у мотоцикла лопнула цепь, заклинившая заднее колесо. Ещё метров пятьдесят я пытался удерживать равновесие, но заклиненное колесо вырвалось из вилки, мы хлопнулись на бок и ещё метров пятьдесят вместе с мотоциклом юзом скользили по наждаку асфальта. Было раннее утро, поэтому другого транспорта на шоссе не оказалось.

Для Нины всё закончилось порванной одеждой, стёсанным об асфальт шлемом и синяками, а у меня, кроме этого, от удара об асфальт онемели пальцы на правой ноге. Появилась боль в тазобедренном суставе.

Несмотря на это, мы на попутном грузовике со своим мотоциклом вернулись в Каунас, за два дня его отремонтировали и снова поехали в Швянтойи.

В 1970 году у нас родилась дочка Иринка. Кататься втроём на купленном в кредит «Ковровце» стало невозможно, а мотоциклы с коляской, как и авто, в Литве были страшным дефицитом. Поэтому я приобрёл подержанный «Урал» в Нарьян-Маре и отправил его контейнером в Каунас. Там я коляску переделал с помощью брезента в кибитку, тем самым решив проблему семейного транспорта. Теперь мы втроём стали ездить купаться на берег Каунасского водохранилища, в лес по грибы и ягоды и даже на Балтийское море в Швянтойи.

К сожалению, «Урал», исправно служивший своим владельцам в условиях российского бездорожья, оказался не очень пригоден для езды по литовским дорогам, позволявшим ехать со скоростью 70–80 км/ч и более (ограничения скорости 90 км/ч тогда ещё не было). Через 50–100 км такой езды двигатель и кардан заднего колеса «Урала» перегревались. Из кардана на спицы колеса начинало течь масло, в результате обувь и брюки заднего пассажира оказывались испачканными. Свечи двигателя забрасывало маслом, и их приходилось довольно часто выкручивать и чистить. В результате резьба в алюминиевой головке цилиндров сносилась. Однажды, при возвращении с берега Балтики, при натужном подъёме в гору одну свечу вырвало из размолотой резьбы головки правого цилиндра, двигатель заглох.