Воспоминания о прозелите - страница 20




Ицхак рассказывал, что ещё школьником он на каникулах путешествовал и оказался в другом городе, – если память мне не изменяет, в Москве. Поскольку он любил стричься наголо, он в таком виде был задержан милицией и попал в детский приёмник-распределитель. Пробыв там несколько месяцев, он ни разу не проговорился, что его отец работает в КГБ. Потом милиционеры сами узнали об этом и отправили его домой.

Ещё Ицхак, а позднее и его вдова, рассказывали мне кажущуюся совершенно невероятной историю из их диссидентского прошлого. Они жили в коммунальной квартире. Однажды ночью Владимир Петрович (в будущем – Ицхак) проснулся и увидел занесенный над его дочкой-младенцем топор, который держал в руке какой-то мужчина. Владимир моментально нашёлся, и с правильной интонацией произнёс что-то вроде: «Сегодня ведь такая хорошая погода, зачем кого-то убивать». Убийца бросил топор и выбежал из квартиры. То есть Владимир Петрович сумел его загипнотизировать, причём в считанные доли секунды, и сообразил, что и с какой интонацией надо говорить.

Через некоторое время в дверь позвонили две женщины в милицейской форме. Когда они переступили порог квартиры, на их лицах отразилось недоумение: по всей видимости, они прибыли, чтобы забрать в детский дом двух малолетних дочек Владимира Петровича, а он сам и его жена к тому времени уже должны быть зарублены. Но убийца ошибся – вместо них он зарубил их соседей по коммунальной квартире.

Если принять версию, что жертвами должны были стать Ицхак и его супруга, а не их дети, – непонятно, почему наёмный убийца собрался убивать их дочь. Может, вошёл в раж? Или из досады, что по ошибке сначала убил соседей?

Было ясно, однако, что убийство инспирировано властями. На судебном процессе в качестве убийцы власти подставили другого человека, «подсадную утку», который во всём признался. Владимир Петрович же утверждал на суде, что убийца выглядел совершенно иначе, чем подсудимый.

Через много лет произошла интересная встреча: Ицхак увидел своего предполагаемого убийцу, гуляя по городу. Они встретились глазами и узнали друг друга. Ицхак ему улыбнулся и пошёл дальше. «Ведь он спас мою дочь», – говорил потом Ицхак. Он полагал, что убийца тоже его узнал – и ответил улыбкой на улыбку.


Вообще, по словам Ицхака, милиционеры постоянно на него жаловались: «Он знает все наши приёмы, и поэтому мы его не можем посадить». Но соседям Владимира Петровича приходилось несладко. Например, по рассказам его вдовы, один из соседей на коммунальной кухне как-то выругался в адрес евреев, на что последовала моментальная реакция Владимира, который, вскочив, заорал: «Заткнись, сука!» Вскоре сосед в страхе поменял место жительства.


Заветной мечтой Владимира Петровича (Ицхака) было покинуть пределы Советского Союза. В его голове на этот счёт роились самые фантастические планы. Например, перейти по снегу границу с Финляндией, облачившись в белую одежду и какие-то специальные маскировочные меховые шапки.

Владимир Петрович прошел через многие существовавшие тогда диссидентские группы и пришёл к выводу, что ни одна из них не поможет ему попасть за рубеж. Так судьба привела его в еврейское сионистское движение, которое, как он понял, было единственным, дающим реальную надежду на отъезд.

Ицхак рассказал мне, что однажды, проходя недалеко от памятника Свободы (учитывая ходатайство выдающегося скульптора Мухиной, этот памятник не был взорван советскими властями. В принципе, это можно считать чудом), он увидел местных отказников, своих соратников по сионизму, стоящих в пикете. «Владимир, не мешай нам сегодня!» – попросила его одна еврейка, и Ицхак послушно удалился. Он сел на скамеечку в парке рядом с каналом и стал издалека наблюдать за происходящим. Тут к нему подошёл милиционер: «Гражданин, пройдёмте!» Поскольку, по советским законам, милиционер не имел права задерживать, не предъявив в устной форме хотя бы минимальное формальное основание, Ицхак решил помочь милиционеру и подсказал ему какой-то повод (уже не помню, какой).