Воспоминания о прозелите - страница 23
Аркаша Л. рассказал мне, что Ицхаку уже после развала Союза возвратили его дело («мешок») из КГБ. По словам Аркаши, этот «мешок» хранился у надёжных людей, которым Ицхак, по всей вероятности, дал соответствующие инструкции на случай своей смерти. Дальнейшая история этого «мешка» мне неизвестна.
На середине тогдашнего пути в Израиль, в Вене, Владимир Петрович планировал «завернуть» в Америку. Однако, по его рассказам, в венском туалете представители сионистского истеблишмента настоятельно потребовали от Владимира Петровича, чтобы он летел в Израиль. Они мотивировали своё требование тем, что будет очень нехорошо, если руководитель местного сионистского движения окажется несознательным и полетит в США. Из слов Ицхака я понял, что он до конца своей жизни не был уверен в том, что сделал правильный поступок, когда не «завернул» в Америку. Свое положение в Израиле он видел «бедственным», и это его серьёзно тяготило. Так, однажды он обиженно пожаловался на то, что у его жены рваное нижнее бельё – вот до какой степени он материально нуждается!
Согласно рассказам его вдовы, в Израиле на них оказывали сильное давление, чтобы они, вопреки своему истинному национальному статусу, записались евреями. Для тех, кто требовал этого, казалось унизительным, что гой был одним из руководителей еврейского сионистского движения. Но Владимир Петрович и его супруга наотрез отказались.
Ицхак был очень горд, что по поводу целесообразности его гиюра спрашивали самого Любавического ребе, и тот, согласно словам Ицхака, дал по этому вопросу положительный ответ.
Глава 7. Симбиоз или антагонизм, или Наши национальные блюда
Йеуда рассказал, что он учился в той же самой школе, что и я. И с особой неприязнью он упоминал о двух учительницах. Одной из них была Валентина Петровна, преподававшая русский язык и литературу. Она преподавала у моего старшего брата тоже; по его словам, она была антисемиткой, хотя я ни разу этого не почувствовал. В нашем классе она вела уроки только в одной учебной четверти, когда замещала нашу классную руководительницу Любовь Ивановну Корсакову – женщину удивительную, редкой душевности.
Любовь Ивановна – дочь простых русских людей из Горьковской области, своим трудом и упорством добилась высшего образования и стала одним из лучших педагогов-филологов Латвии. Она сочетала в себе лучшие качества русского народа: прямоту, сердечность и исключительное благородство. Её методика преподавания русского языка впоследствии помогла мне быстро освоить иврит и овладеть другими языками.
В классе моего брата учился еврейский парень – Валя. Его отец был главным кардиологом республики, а сам Валя обладал ярко выраженной, почти карикатурной еврейской внешностью и не менее карикатурным, шумным и самоуверенным характером. К тому же его мама была музыкальным работником и на общественных началах выполняла в нашей школе роль концертмейстера. Всё это способствовало тому, что в школе Валя себя чувствовал вполне раскованно, и, наверное, позволял себе некоторые вольности – в том числе в отношении «Вальпетры» (это было прозвище Валентины Петровны). В итоге однажды она сказала, обратившись к нему, нечто такое: «Ты, наверное, желаешь уехать в Израиль и стать вроде одного, который здесь учился раньше – он хотел убивать палестинских арабов».
Валентина Петровна, однако, в данной ситуации не сообразила, на кого напала: через некоторое время ей пришлось попросить у Вали прощение (если я не ошибаюсь, в присутствии всего класса).