Воспоминания. От службы России к беспощадной войне с бывшим отечеством – две стороны судьбы генерала императорской армии, ставшего фельдмаршалом и президентом Финляндии - страница 22

В конце марта я приступил к следующему напряженному этапу своей экспедиции, который, по моим расчетам, должен был через семнадцать дней провести меня через заснеженные, высотой 22 700 футов пики Тянь-Шаня, которыми я до сих пор любовался лишь издалека. Моей целью было пройти по перевалу Музарт через Тянь-Шань до Кульджи, главного населенного пункта Синьцзяна. Он лежал на расстоянии 190 миль от Аксу. Нам предстояло пересечь не просто один горный хребет, а горную местность, протяженностью около 125 миль, со сменяющими друг друга хребтами и долинами. Благодаря любезности властей фураж доставили в мой лагерь прямо к леднику Музарт.

Мы двигались по главному «шоссе» всего день перехода, а затем направились прямо к скрытой густыми свинцовосерыми облаками горной цепи. Два дня восхождения привели нас к напоминающей ущелье долине реки Музарт, видимо ведущей на север почти внутрь горного хребта. Хотя эта долина шириной около полумили, она кажется крохотной на фоне возвышающихся гор. Музарт, шириной всего несколько ярдов, в момент таяния становится бушующим потоком, останавливающим все движение. Холод настолько суров, что мало кто решается идти по этому маршруту зимой. Проходимым он считается только с февраля по апрель и с августа по октябрь. Никакие слова не могут описать грандиозные пейзажи и меняющуюся панораму этой долины. После шестидневных лишений в эту ночь мы, как и предыдущие, провели в караван-сарае, на этот раз у подножия ледника, где берет начало Музарт.

Последний день марша по чрезвычайно трудной горной местности, когда холод и ветер усиливались, был очень тяжелым. Если подъехать к горной стене слишком близко, то возникала опасность, что на крутых поворотах тропы вихрь собьет лошадь с ног. Буря продолжала бушевать вокруг слабо защищавшего от ярости стихии заброшенного караван-сарая. Я израсходовал запас топлива, а ожидание более ясной погоды серьезно нарушало составленный мной график, также я беспокоился за одного из двух своих казаков, Рахимжанова, жаловавшегося на сильную простуду и головную боль.

К счастью, в тот вечер погода прояснилась. Времени терять было нельзя, и вскоре началось восхождение. Дорога была извилиста, и чем выше мы поднимались, тем суровее становились погодные условия.

Самым трудным местом в восхождении был проход, состоящий примерно из двадцати высоких ступеней, вырубленных во льду горного склона. Эту работу непрерывно выполняли восемь человек, дежуривших в хижине на леднике. Кроме того, они засыпали трещины во льду и помогали поднимать мешки, которые нужно было снять, прежде чем подниматься по ступеням. Лошади поскальзывались и спотыкались, и одна помогала себе подняться, держась за хвост других.

Ледник в обрамлении двух горных хребтов простирался вдаль, насколько хватало взгляда. Кое-где его поверхность блестела как полированная, где-то она была белая, цвета морской волны или черная. Дорога вилась через лабиринт заснеженных вершин и коротких хребтов. Едва мы спускались с одной высоты, как начиналось восхождение на другую, по скользким крутым тропинкам, за которые с трудом цеплялись лошади. Время от времени мы преодолевали расщелины и трещины благодаря большим каменным блокам, которые туда прикатывали рабочие. С тихими лошадьми это не составляло труда, но пример Рахимжанова показал, что случается, когда лошадь нервничает. Его лошадь споткнулась и провалилась в одну из таких расщелин. Вытащить ее было нелегко, однако мы справились, и она оказалась цела и невредима. Все вокруг было усеяно скелетами и тушами лошадей и ослов. Мой конь, Филип, поначалу шарахавшийся от этих скалившихся черепов, потом настолько к ним привык, что даже не глядел на них. Спуск был крутым и опасным, один неверный шаг вправо или влево был фатальным, а двигаться нам приходилось настолько быстро, насколько позволяли условия, чтобы до наступления темноты добраться до убежища. Его мы увидели у подножия только что пройденного хребта – две хижины без дверей, окон и печей. Вокруг этого разбили лагерь около двадцати усталых путников, разведя костры там, где им удобно, и все застилал густой дым. Учитывая опасный маршрут, я удивился, увидев так много путешественников. В этом году от простуды умерло шесть человек, в предыдущем – десять, а парой лет раньше – трое. Незадолго до нас приехал старик с дочерью, отделавшиеся обморожением, но жена и другая дочь стали жертвами холода.