Чтобы достичь равнины Или, нам требовалось пересечь заснеженный хребет, где треугольная вершина горы Дугра возвышалась над остальными. Исходя из полученной информации, я решил пересечь перевал Содаван за день. Как выяснилось, моя информация была ошибочна: на смену ясной погоде внезапно пришел мокрый снег, дождь и туман, и переход оказался очень трудным. На самой высокой точке перевала находилось кладбище, где несколько калмыков, невзирая на погоду, совершали коленопреклонения и молитвы у тела человека, должно быть умершего от истощения и брошенного. Я велел погрузить тело на одну из моих вьючных лошадей и отвезти в первую деревню у подножия горы.
В хорошую весеннюю погоду мы продолжили путь к широкой и бурной реке Или, которую мы пересекли на пароме, а лошади вплавь, и 12 апреля я въехал в Кульджу, где меня приветствовал русский консул Федоров. Консульство охраняли пол сотни[5] казаков и отряд, снабженный артиллерией. Кульджа связана с Россией почтой и телеграфом, и здесь поселилось много русских купцов. Естественно, предстояло совершить ряд официальных и других визитов.
Мои визиты к высокопоставленным мандаринам, среди которых был лишенный всякой культуры местный военачальник, следовали обычной традиции. В Кульдже китайцы тоже жили в невероятно грязном янги-шахаре. Место просто кишело интересными национальными типажами – киргизами в живописных одеждах из мохнатых шкур, маньчжурами, калмыками, сартами и т. д.
В Кульдже я получил визу из Пекина. Ее выписали на имя Ма-ну-ор-хей-му. Тот факт, что у путешественника из Фенкуо (Финляндии) два паспорта, стал источником затруднений и неприятностей и, разумеется, привлек повышенное внимание властей. По завершении моей экспедиции мне в русском посольстве в Пекине показали вырезку газетной статьи с упоминанием двух паспортов и вопросом, что это за иностранец, фотографирующий мосты, наносящий на карту дороги, измеряющий высоты и т. д. и обычно останавливающийся в местах, имеющих военное значение.
Рахимжанова с трудом удалось переправить через горы живым. Его состояние неделями оставалось без каких-либо улучшений, мне пришлось отправить его обратно в Россию с почтовым конвоем.
У меня не осталось европейского спутника, Луканин с частью снаряжения ехал через Карашар по дороге и должен был присоединиться к нам не раньше, чем мы доберемся до Урумчи. В моем личном штабе произошло еще одно изменение. Истек контракт с переводчиком Лю, и я без сожаления заменил его свободно говорившим по-русски шестнадцатилетним мальчиком Чао.
4 мая я выехал из Кульджи в город Шелкового пути Карашар, расположенный в 300 милях по прямой на юго-восток. Поэтому мне пришлось снова пересечь Тянь-Шань, и до долины Текес это была примерно та же дорога, которой я пришел. Я остановился в монастыре, и сделанные мной во время моего последнего визита фотографии очень обрадовали лам, практически не видевших фотографий. При обмене подарками настоятель вручил мне молитвенный коврик, сказав, что тот был во многих путешествиях и он хочет, чтобы коврик служил новому путешественнику. Я до сих пор использую его за письменным столом.
С сожалением я покинул плодородную долину Текес и направился в лесистую долину реки Кунгес, которая на востоке, казалось, была отрезана заснеженным горами Нарат, но мы нашли очень труднопроходимое ущелье, ведущее к перевалу Нарат.
