Хоть бы краем глаза на волю-то эту взглянуть, как там сейчас. Слухи ходят, будто прилавки от товаров ломятся, а люди весёлые, оптимистичные. Женщины здоровое потомство взращивают, мужчины бизнесом занимаются, а живут все в собственных домах. Даже не верится, что другая жизнь где-то есть. Хоть бы ненадолго выпустили, подписку бы дала, что сразу, как посмотрю, назад вернусь. Вроде бы уж совсем договорилась. Деньги, говорят, отваливай, много, и поедешь, куда хочешь. А где их много взять-то! От темна до темна работаю, а много что-то не дают. Не положено. Надо мало, только на самое необходимое. Чтобы ещё больше работать хотелось. А мне уже не хочется. Семью бы завести, детей. Да разве в неволе размножишься?..
Пока деньги копила – другое новшество: воздух свободы теперь только на валюту продаётся. Вот так. А я её, эту валюту, и в глаза не видела. Говорят, женщина её может только «на панели» добыть. С моим-то высшим химическим образованием? Смешно… Нет, видно уж придётся до конца жизни в лагере социализма прозябать. Амнистии пока неоткуда дожидаться.
ПАМЯТНИК НИПОЙМИКОМУ
Скульптор Александрихин, средних лет, но по стечению обстоятельств пока пребывавший холостяком, снял заляпанный глиной халат, отмыл с щёткой заскорузлые руки, зажёг сигарету и растянулся на диване. Он был раздосадован, озабочен и вообще не в духе. Такое с ним обычно случалось, когда одолевали творческие сомнения. Да и было, отчего прийти в отчаяние. Ну, такое заказал ему отдел культуры, такое… Вот уж три месяца бьётся Александрихин, а удовлетворения никакого. Всё это было, было, было. А ему надо сделать то, чего не было ещё никогда и нигде, ни в одном городе, ни на одной площади. Как быть, как быть?! Конечно, когда перед тобой сидит натура, тут всё просто: можно уловить какой-то особый, характерный разворот головы, выражение лица. А то лепи, что жило на земле аж в прошлом веке. Пушкина им подавай на постаменте, да ведь непременно такого, какого ещё никто не изображал! Вот и ломай голову, ночей не спи, а выходит всё тот, что на картине Тропинина: задумчивый, весь устремленный в мечты о своих поэмах; или тот, который у Кипренского: надменно-грустный, с взлохмаченными кудрями, и ни какой другой. Вот беда! Лучше бы уж не видеть никогда этих портретов, может, что-то оригинальное на ум бы и взбрело. Да откуда…
Ох-ох-ох! И что им вздумалось именно Пушкину памятник ставить? Раскопали где-то, что, дескать, проездом был в нашем городе. Что ж из этого?! Был, да уехал, не пожелал даже останавливаться. Н-да. Если б кругленькой суммой не прельстили, не взялся бы, ни за что бы не взялся. Ещё куда ни шло кого-нибудь из современников слепить, тут проще: у всех в глазах одна и та же тоска смертная или алчность неутолимая. А то Пушкина…
«Что делать, что делать?– думал, покуривая, скульптор.– Вот ведь история! Да ещё Инессин муж со своей рожей в мозги лезет, образ Пушкина вытесняет. Инесса, конечно, женщина замечательная, можно даже сказать обворожительная. Кто ж виноват, что симпатия между нами разбушевалась… Муж-то её, кажется, пока не догадывается. И, слава богу. Инесса рассказывала, что уж больно ревнив. И, как нарочно, на Пушкина похож, только бакенбард нет…».
– Идея!– вдруг дёрнул скульптор ногой.– А что если этот памятник с него сделать, а потом бакенбарды приляпать. Так-так,– затянулся глубоко и нервно скульптор.– Взор пылает: у Инессиного мужа – жаждой скинуть заведующего универмагом и перебраться из снабженцев на его место; у Пушкина – любовью к Отечеству. Разворот головы гордый: у ревнивца – что жена уж больно хороша, у Пушкина… то же самое. Волосы: у того чёрта тоже курчавые, хоть и рыжие – для памятника это ничего, это всё равно для памятника. Что там ещё? Носы… почти одинаковые: у Инессиного аж загибается – такой длинный; было бы неплохо оставить его с носом,– скульптор хихикнул, так что пружины под ним игриво заскрипели, а одна ткнула его в бок, как бы предупреждая: «Будь осторожен!» – Уши немного прижмём, скулы бакенбардами задрапируем, шарфик приделаем, ну ещё там кой-какой макияж… и будет то, что и заказывали: не похоже, оригинально, свежо! Скорей, скорей за работу! Срок на исходе!
