Это как с женщиной. Лучше попробовать, а то потом будешь слишком высокого о ней мнения.
Цинично сказано, но вполне по-британски. Все-таки «Сикрет Сервис» не благотворительная контора.
Мы выездные ростовщики, как описал однажды К., будучи в мизантропическом настроении, функции внешних агентов СИС. Мы ссуживаем деньги тем, кто в них нуждается. А потом собираем проценты.
Связями, доносами, грязными делишками.
Информация, за которую не просят денег, ничего не стоит – она слишком опасна, слишком горяча, чтобы ее можно было использовать. Поэтому мы должны покупать, покупать и покупать.
Но даже у нас есть некие границы, за которые мы не выходим.
Возможно, мы самые грязные «тихие джентльмены» в истории Британии.
Но все-таки мы джентльмены.
Коннери прошел к своему столику на веранде, выходящей на крышу океанографического музея. Отсюда открывался отличный вид на темнеющую гавань с белыми пятнами яхт, с темно-синим, отливающим у берега зеленью, морем. На огни прибрежных кафе и причалов. На освещенные фонарями сады у королевского дворца. Шон сел и закурил сигарету. Нужно было снова включаться в неторопливый ритм Монако, из которого он сегодня выпал, – спасибо К. и коротышке-шпиону.
Официант принес прозрачный бокал водки со льдом и бутылку содовой. «Перье» – дорогая содовая, но он предпочитал ее. Все-таки скупость у тебя в крови, чертов шотландец. Шон затянулся и выпустил дым, неторопливо стряхнул пепел. В ресторане негромко играло фортепиано. Он прислушался: один из длинных этюдов какого-то русского композитора. Тоска. Возможно, такая музыка и способствует пищеварению, но от нее клонит в сон. Он бы предпочел что-нибудь поритмичнее. Коннери усмехнулся. Что-нибудь рок-н‐ролльное, возможно.
Что ни говори, а он так и остался парнем с улицы, которого нарядили в смокинг.
Часы на площади Тротиг пробили десять.
Шон допивал уже второй бокал, ожидая свою рыбу, когда к нему подошел официант:
– Месье, вас к телефону.
Шон изогнул бровь, посмотрел на официанта:
– Хорошо, я подойду в баре.
Кто бы это мог быть? Впрочем, ожидание хороших новостей ничем не лучше ожидания плохих. Не очень разочаруешься. Он вообще считал себя тем, кого шотландцы зовут «железная шея» – человек, которого трудно задеть. Чувство юмора очень помогает. Коннери поднялся из-за стола и отправился к барной стойке.
Если это Корнуэлл, пошлю его к черту. Сегодня я отдыхаю. Принцессой Монако займемся завтра. У барной стойки он протянул руку – бармен вложил ему в ладонь трубку телефона. Коннери потянул носом воздух – вкусный запах – неужели это моя рыба пахнет? – и сказал:
– На проводе.
– Шон, – услышал он женский голос, который сразу даже не узнал.
– Вы?
Он повернулся лицом к террасе, чтобы бармен не мог прочитать по губам, что он говорит. Через проем было видно его столик с оставленным бокалом. За столиком начинались перила, обрывавшиеся в абсолютно черное ничто. Лунная дорожка колыхалась от дыхания волн. Безмятежность. Княжество Монако. Здесь никогда ничего не случается…
– Шон, я не могу долго говорить, – сказала Грейс. – Можем мы с вами встретиться?
– Да, – ответил он не раздумывая, представляя, как она сидит с трубкой, закусив губу. В ее голубых глазах, в ее безмятежности что-то стронулось, изменилось.
– В ботаническом саду, у рододендронов.
– В моей гостинице, – сказал он. – Я не отличу рододендроны от жареных голубей. Через пятнадцать минут.
