Война глазами ребенка - страница 3

В нашем доме у жильцов не было ни телефонов, ни радио, так что о любом событии можно было узнать или от соседей, или на улице от прохожих. Если нужно было вызвать отца в штаб, то оттуда присылали дежурного красноармейца. В это раннее утро улицы были пустынны, базар закрыт, так что мы оставались в полном неведении, что происходит.

Отец, хотя и убедил маму, что войны не может быть, но сам в этом засомневался. Он подошел к окну – напротив лежал пустынный сквер. Не обнаружив ничего подозрительного, он, тем не менее, стал одеваться и попросил маму еще раз спуститься вниз и разобраться в обстановке.

Минут через двадцать мама, запыхавшаяся и еще более взволнованная, вбежала в квартиру и сходу выпалила: «Война, Бодик! Война!». «Бодик» – это было деревенское прозвище отца и мама его использовала в исключительных случаях.

Известие о войне, хотя и смутило отца, но не обескуражило. Он сразу вошел в роль командира и стал отдавать четкие указания маме, как своему подчиненному:

– Бери свой ридикюль с документами, Свету – и на второй этаж к Лазоренкам, там безопаснее, а я сейчас следом с Жеником спущусь.

Отец не стал меня будить, взял сонного на руки и перенес в квартиру к своему сослуживцу. Устроив нас, он побежал в штаб. Оттуда он вернулся уже с автоматом и прямо с порога сказал:

– Да, война! Германия на нас напала! По этой причине, дорогая Шурочка, отпуск мой закончился.

В отношении отпуска – это было его собственное решение. Официально из отпуска отца не отозвали и он мог этим воспользоваться. Однако он считал это недопустимым:

– Мои товарищи будут сражаться с врагом, а я в это время буду в деревне чай с клубничным вареньем попивать? Нет! Мое место рядом с ними!

Отец попросил начальника штаба, своего непосредственного начальника, предоставить ему один-два дня, чтобы отправить семью к родным в Белоруссию, в Гомель и такое разрешение получил. Более того, в его распоряжение была выделена полуторка с водителем по фамилии Карасик.

Война шла уже полдня, но в городе это не особенно чувствовалось. Открылись магазины, на улицах были прохожие, изредка проезжали извозчики. Город не бомбили, но когда к нему подлетали немецкие самолеты, звучал сигнал воздушной тревоги и милиционеры загоняли всех в бомбоубежище. Как раз один из таких сигналов застал нас, когда мы вчетвером вышли в город, чтобы купить продукты. Не знаю – чем руководствовались родители, когда решили в такое тревожное время отправиться в магазин всем вместе. С этой задачей мог бы легко справиться и один человек, но…вот такое решение ими было принято.

В бомбоубежище было темно, под ногами хлюпала вода. На полу лежали доски, но они не помогали, а только затрудняли продвижению вглубь, так как между ними были широкие щели, в которые то и дело проваливались ноги.

Когда мы оказались внутри плотной людской массы и двигаться дальше уже было некуда – заплакала Света: то ли от спертого воздуха, то ли по какой-то другой причине. Мама ее баюкала, гладила, целовала, давала соску – ничего не помогало, она все больше заходилась в плаче, а соску выплюнула. Мы с отцом начали шарить руками по доскам, щелям между ними, но соску найти не могли. Хорошо, что у кого-то оказались спички и мы, наконец, ее выудили из лужи. Какая-то женщина посоветовала привязать соску к углу конверта, в который Света была завернута, чтобы она больше не терялась. Вообще, все наши соседи по бомбоубежищу старались нам как-то помочь, давали советы, но Света не унималась. Только когда прозвучал отбой и мы вышли на свежий воздух, ее плач прекратился.