Война глазами ребенка - страница 7

Погода стояла хорошая, светило солнце и все пассажиры, рассредоточенные по полю, хорошо были видны. Уже много позже, вспоминая этот эпизод, я никак не мог понять – зачем надо было бежать из вагонов в чистое поле, где каждый человек был виден, как на ладони? Не лучше ли было укрыться под вагонами? Единственное объяснение я находил в предположении, что поезд могли бомбить и тогда, конечно, лучше было быть подальше от него.

Прошло еще какое-то время в тревожном ожидании, но команды на возвращение в вагоны не было. Артисты, ехавшие в первом вагоне, лежали напротив него, а мы – напротив своего. Вдруг одна из артисток первого вагона стала что-то кричать, показывая рукой в нашу сторону. За ней последовали и другие, лежавшие рядом с ней. Мы никак не могли понять – о чем они кричат и почему обращаются к нам. Помог разобраться в ситуации Дмитрий Васильевич. Он сказал, что женщины просят маму снять кофточку, которая была красного цвета, так как, по их мнению, она могла способствовать обнаружению всех нас немецкими летчиками.

Кофточку, которая была на маме, подарил ей отец. Она была из мягкой шерсти с мелкими желтыми цветочками, разбросанными по малиновому полю, и выпуклыми серыми пуговицами и маме очень нравилась. С ней она не расставалась и надевала даже в теплую погоду. Особенно, когда предстояло какое-то важное дело. Может быть, это был ее талисман.

Не вставая, с моей помощью мама сняла кофточку, но под ней оказалась белая блузка, что вызвало среди пассажирок первого вагона еще больший шум. Они требовали, чтобы мама замаскировалась. Но как? Мама растерялась, не зная, что предпринять – и в красном нельзя, и в белом.

Конечно, нервная обстановка была вызвана возникшим у людей страхом. Хотя, по большому счету, было безразлично – в какой одежде лежать на ровной местности и в солнечную погоду. В этих условиях немецкие летчики, да еще на бреющем полете, могли увидеть не только лежащих людей, но и разглядеть черты их лица, независимо от того, во что они были одеты. Но так можно было рассуждать в спокойной обстановке. Под пулеметным же огнем, да еще первый раз в своей жизни, люди думали по-другому.

На помощь маме пришел Дмитрий Васильевич. Он снял пиджак и укрыл им ее. Тишина, воцарившаяся среди пассажирок первого вагона, говорила о том, что найдено было правильное решение. Так мы продолжали лежать, пока короткие гудки паровоза не возвестили об отбое. Все устремились к своим вагонам, не переставая поглядывать в безоблачное небо.

Жертв среди пассажиров не было. По крайней мере, среди пассажиров нашего вагона. Пережитый страх, но, больше всего, – ощущение того, что все остались не только живы, но и невредимы, вселили в артистов хорошее настроение. Они шутили, подтрунивали друг над другом. Одна из артисток уверяла, что немецкий летчик узнал ее и потому стрелял в пустое поле, а не в людей. Все смеялись, но в душе, конечно, понимали, что еще рано радоваться.

Поезд пошел дальше, а артисты вернулись к тому, что не успели осуществить из-за налета – к завтраку. Была, впрочем, и принципиальная разница: если до налета собирались завтракать группками, то теперь соорудили общий стол. Совместно пережитое подталкивало людей к единению, к общению. Более того, посреди стола появилась бутылка вина, а один из ящиков предназначался в качестве стула для нас. Мама всячески отказывалась сесть за стол, но устоять перед просьбами всего вагона не смогла. Я этому был рад, так как давно хотел есть, да и оказаться среди таких внимательных и веселых людей было тоже приятно.