Вытерев рот тыльной стороной руки, шофер наклонился вперед и сказал:
– Парень, мне следует предупредить тебя. Деньги-то твои. Я могу пить, пока ты не окажешься под столом.
Чтобы дать возможность третьему вступить в разговор, Кавинант ответил:
– Я думаю, что наш друг намерен обойти нас обоих.
– Что, такой мелкий мужик вроде него? – В тоне шофера был юмор и предложение соперничества. – Да ну? Не может быть.
Но выглядевший торжественным человек все равно не признал факт существования водителя, даже глазами не отреагировал. Он так и сидел, уставившись на эстраду, как в бездну.
Через какое-то время взгляд его обратился на стол. Кавинант снова заказал, и через несколько минут официант выставил перед ними третий заход – снова три напитка. На этот раз шофер остановил его. Он шутливо, как бы подразумевая, что говорит и за Кавинанта, указал пальцем на третьего мужчину и сказал:
– Надеюсь, вы знаете, что мы не собираемся платить за него.
– Конечно, – скучно ответил официант. – Он заказал сразу. И заплатил вперед. – Презрение, казалось, сжало его лицо. – Ходит сюда каждый вечер просто посмотреть на нее и напиться до ослепления.
В это время кто-то еще позвал его, и он ушел.
Третий мужчина по-прежнему ничего не говорил. Медленно выключили освещение, и на переполненный клуб опустилась пелена тишины и ожидания. И вот в этой тишине сидящий с ними за столиком мужчина тихо пробормотал: «Моя жена». Луч света осветил центр сцены, и из-за кулис вышел ведущий. Сзади от него музыканты занимали свои места – небольшой ансамбль, небрежно одетый.
Ведущий с ослепительной улыбкой начал свою речь. «Лично мне особенно печально представлять вам нашу малышку, потому то она сегодня с нами в последний раз – во всяком случае, ее долго не будет. Она уезжает отсюда туда, где знаменитости становятся все известнее. Мы здесь, в „Двери“, долго не забудем ее. Вспомните, как мы слышали ее в первый раз. Леди и джентльмены, мисс Сьюзи Терстон!»
Пятно освещения поймало певицу, когда она выходила на сцену, неся в руках микрофон. На ней был костюм из кожи – юбка, которая оставляла открытой большую часть ног, и жакет без рукавов с бахромой на груди, которая подчеркивала ее формы и их колыхание. Ее светлые волосы были коротко подстрижены, глаза были темные, обведенные запавшими кругами, как в синяках. У нее была полная и располагающая фигура, но лицо противоречило этому: вид его был как у заброшенного беспризорного. Чистым хрупким голосом, который годился бы для мольбы, она с вызовом спела серию любовных баллад так, как если бы это были песни протеста. Аплодисменты после каждого номера были громкие, и Кавинант содрогался при их звуке. Когда серия песенных номеров была закончена и Сьюзи Терстон удалилась на перерыв, он был уже в холодном поту.
Джин, казалось, совсем не влиял на него. Но ему была нужна какая-то моральная поддержка. С видом отчаяния, он опять позвал официанта сделать еще заход. К его облегчению, официант принес напитки скоро.
Одолев свою порцию виски, шофер целеустремленно наклонился вперед и сказал:
– Я думаю, что разгадал эту сволочь.
Торжественно выглядевший человек по-прежнему не замечал своих товарищей по столу. Он снова с болью пробормотал: «Моя жена».
Кавинант хотел удержать шофера, чтобы он так прямо не говорил о сидящем рядом человеке, но прежде чем он мог отвлечь его, тот продолжил:
– Он делает это всем назло, вот в чем дело.
