Война, которая спасла мне жизнь - страница 6

– Ты на поезд как, сама сможешь забраться? – спросил Стивен, ставя меня на землю.

Я схватила Джейми за плечо и говорю:

– Конечно, смогу.

Стивен кивнул. Пошёл было за Билли и сестрёнками, чтоб собрать их в кучку, потом оборачивается ко мне и говорит:

– А зачем она тебя заперла, если ты не отсталая?

– У меня же нога, – говорю.

Он головой потряс, говорит:

– Бред какой-то.

– Ну потому что, – говорю, – это же не случайно мне наказание, такая нога…

Он опять головой потряс:

– Бред.

Я так и уставилась на него. Бред?

Послышались учительские крики, мы все забрались в поезд. Не успели колокола на церкви отзвонить полдень, как поезд тронулся.

Нам удалось сбежать. Сбежать от мамы, от гитлеровских бомбёжек, от сидения в однокомнатной тюрьме. От всего. Бред или не бред, а только я была на свободе.

В поезде было, конечно, убого. В отличие от меня большинство детей совсем не радовались отъезду. Кто плакал, кого рвало в углу. Учительница, приставленная к нашему вагону, металась от ребёнка к ребёнку – то убрать за кем, то разнять кого, то в третий, десятый, сотый раз объяснить, что нет, в этом вагоне нет туалетов, надо потерпеть, и нет, она не знает, сколько ещё ехать, и никто не знает не то что сколько ехать, но и куда вообще этот поезд едет.

Туалетов нет, пить нечего, а весь свой хлеб мы уже съели. Я высыпала Джейми на ладошку остатки сахара, и он слизал их, как котик. Мир же тем временем мелькал за окнами всё быстрей и быстрей. Когда я не старалась всматриваться, картинка расплывалась и просто летела мимо сплошным целым. А когда я сосредотачивалась на чём-то конкретном, то, наоборот, оно стояло на месте, а я поворачивала вслед за ним голову. Мне стало понятно, что двигается поезд, а не мир за окном.

Дома кончились, и внезапно пошла зелень. Прямо сплошная. Такая яркая, бойкая, резкая зелень, а на неё опиралось синее-синее небо. Я прямо глаз оторвать не могла.

– Что это? – спрашиваю.

– Трава, – говорит Джейми.

– Трава? – Откуда только он мог узнать про траву? На нашей улице её не было, даже подобного ничего у нас в округе я не видала. Зелёной могла быть одежда или, скажем, капуста, но чтобы целые зелёные поля…

Джейми кивнул.

– Она из земли торчит. Сверху колкая, но внутри не колючая, мягкая. У нас возле церкви на погосте есть она. Вокруг плит. И деревья ещё есть, это как вон то. – Он указал пальцем в окно.

Деревья оказались высокими и тонкими, как стебли сельдерея, только огромные. Наверху у каждого – опять большая зелёная клякса.

– Когда это ты побывал на погосте? – спросила я. А могла бы заодно спросить: «Что такое погост?» Столько всего я ещё не знала.

Джейми пожал плечами:

– Да возле нашей церкви по плитам в чехарду гоняли. Пастор нас вышвырнул.

Я уставилась на зелень и смотрела на неё, пока она не стала сливаться в одно большое пятно. За ночь я так толком и не легла, чтобы утром не проспать, и теперь веки у меня отяжелели и опускались всё ниже, пока я не услышала шёпот Джейми:

– Ада! Ада, смотри!

Рядом с поездом неслась девушка на лошади. Она и вправду была на лошади, прямо сверху, на спине, а ноги свисали по бокам. В руках она сжимала какие-то верёвочки или что-то вроде того, которые тянулись к голове лошади. Девушка смеялась, и лицо её прямо сияло от радости, так что даже мне стало совершенно ясно, что на лошади девушка оказалась по доброй воле. Она не иначе как управляла лошадью, указывала ей, что делать. Это она гнала лошадь, и та неслась во весь опор.