Война становится привычкой - страница 20

– Сам понимаешь, – как бы винится комбриг. – Полтора года никого из бригады в отпуска не пускают – только в госпиталь отбывают не по своей воле. Я уже говорил комдиву, что проблемы будут, а он отмахивается: веди разъяснительную работу. С кем? С бабами или с бойцами? А может, мне тут полевой роддом организовать?

– Давай я тебе памперсы привезу, – сочувствую я. – И детское питание.

– Нам бы лучше презервативов побольше, – опять давится смехом за занавеской начштаба.

Комбриг в меру воспитан, но тут не сдерживается и посылает нас в долгий эротический путь: решил, видно, что я тоже подшучиваю над его бедой.

Мы выбрались из городка под вечер. Комбриг провожал нас до самой опушки и долго махал рукой, пока наша машина не скрылась за поворотом.

Война войной, а детишки рождаются. Только вот порой сиротами… А может, это форма народной дипломатии?

Как-то уже рассказывал о Патрике и Персике: дружном собачье-кошачьем семействе, живущем у разведчиков артдивизиона. Точнее, жившем: разведка ушла дальше, сменив дислокацию и оставив Патрика в крохотном городке на попечении добрых людей. Изредка проведывают, привозят продукты, а иногда просто заезжают, чтобы душу отвести. В день их приезда Патрик с утра дежурит у калитки, во двор не заходит, чует, что именно сегодня приедут ребята, и ни разу ещё не ошибся. Необъяснимо, как собака узнаёт о приезде!

Как только машина останавливается, и бойцы выпрыгивают, Патрик с лаем и даже визгом бросается к ним, подпрыгивает, норовит лизнуть – высшее проявление собачьей радости и преданности!

А Персик погиб: вроде бы и не близко мина упала, но осколком – крохотный такой осколочек, достало. Бросился к нему из укрытия Патрик, схватил зубами за загривок, притащил его к хозяйскому порогу, да не спасти уже было. Похоронили Персика на опушке леса со всеми воинскими почестями, а Патрик до вечера не возвращался: молча лежал у маленького холмика, положил голову на вытянутые лапы и даже не оглядывался, когда его звали. Медаль Персика командир прикрепил на стене блиндажа рядом с его фотографией.

Вот ведь как бывает: вроде кошка да собака, подобрыши, а словно люди, всё понимают и переживают также по-человечески. А может, нам у них надо учиться переживанию?

После Персика осталась дочка. Маруськой назвали, только окрас в папашу. Шалунья и проказница ещё та и, конечно же, всеобщая любимица. Комдив ворчит: не балуйте, испортите кошку, мышей ловить не будет. Только сердитость эта напускная: при случае сам норовит на колени её взять и приласкать. Говорит, что как только война закончится, так заберёт Маруську с собою, не бросит, потому что друзей не бросают.