Отличные часы. Хуттунен купил их во время перемирия у одного разорившегося немецкого солдата в Риихимяки, тот уверял, что им не страшны ни вода, ни время. Немец не обманул. Однажды Хуттунен на спор засунул часы в рот, вошел в сауну, пропарился два часа, дважды нырнув в озеро. Опустившись на дно, он полежал, слушая, как громко тикают часы под водой. Давление там было больше, чем в сауне, и то они тикали. Когда Хуттунен вытащил часы изо рта, вытер их насухо, оказалось, что они прекрасно работали, будто все время пролежали в сухом кармане. Часы ходили без сбоя.
Заводя часы, Хуттунен вспомнил о председательше. Она говорила, что если возникнут проблемы с огородом, он должен прийти к ней за советом.
А что, если правда пойти к ней за советом по поводу огородных дел? У него была веская причина для визита – он усердно поливал землю в течение шести дней, а все еще никаких признаков жизни. Вот он и спросит ее, вдруг это испорченные семена? Попросит другие. Вполне разумные основания для официального визита. Кто ему запретит пойти к ней сейчас в гости?
Хуттунен выпил полкувшина холодной воды, вскочил на велосипед и поехал к дому Сипонена.
Деревня словно вымерла: на пастбищах ни коровы, в полях ни души, только птицы щебетали, разбуженные летней зарей, да сонные собаки лениво лаяли на велосипед. Из труб не поднимался дым, все спали.
Собака Сипонена гавкнула, услышав, что Хуттунен въехал во двор. Дверь была не заперта, и мельник вошел в сени. Занавески были задернуты.
– Здрасте.
Первым проснулся работник Лаунола, сонно ответил на приветствие. Из комнаты вышел хозяин, низенький пожилой мужичок, чем-то похожий на слона. Близорукий Сипонен, зевая, подошел к мельнику, посмотрел снизу вверх, узнал гостя, предложил ему сесть.
За хозяином вбежала жена, приземистая и такая толстая, что даже ноги не влезли в резиновые сапоги – приходилось разрезать голенища до середины икры.
Она поздоровалась, посмотрела на стенные часы и спросила:
– Опять с мельницей что случилось? Чего ты среди ночи прибежал?
Хуттунен сел за стол, закурил, предложил папиросу Сипонену, который только натягивал штаны.
– Да ничего. Спасибо за вопрос. Вот решил заглянуть, давно не виделись.
Хозяин сел напротив, закурил папиросу, вставленную в мундштук. Он внимательно посмотрел гостю в глаза, но ничего не заметил.
Лаунола вышел по нужде, вернулся и, так как с ним не говорили, отвернулся к стене и захрапел.
– А что, председательша дома? – спросил Хуттунен.
– Спит, наверное, у себя, – ответил Сипонен, указав на лестницу, которая вела на второй этаж, под самую крышу.
Хуттунен затушил папиросу и двинулся к лестнице.
Хозяева недоуменно переглянулись. Послышались тяжелые шаги мельника по ступеням, гул, видно, ударился головой о потолок. Стук в дверь и женский голос, дверь закрылась.
Жена Сипонена полезла на лестницу послушать, что там наверху происходит, но ничего не было слышно.
Сипонен прошептал:
– Поднимись повыше, только не скрипи. Иди же, иди, потом мне расскажешь. Не скрипи! Черт возьми эту толстую бабу, вся изба колышется.
Удивленная ранним визитом председательша принимала Хуттунена в ночной сорочке.
Он стоял в маленькой тесной комнатке, в одной руке держа кепку, другую протянул для приветствия.
– Доброе утро, госпожа председатель… Простите, что я к вам в такое время, думал, тут уж точно вас дома застану. Я слышал, вы с утра до вечера разъезжаете по округе, помогаете.
