Воздаяние - страница 13

Из коридора вновь послышались звуки ударов дубинок, треск электрошокера. Все сидельцы в клетках притихли прислушиваясь. Сквозь стоны задержанного парня стали доноситься фразы:

– Зачем дэлаешь больно?

– Заговорил, чурка, – смеётся сержант. – Сейчас ты у меня и на китайском заговоришь, товарищ Хун Ван Чай.

– Э-э-э, зачем ругаешься, начальник. Что нээмэю право таксовать?

– Нээмэешь, собак поганий, – зло отвечает милиционер. – За всё надо крыше отстёгивать. Капитализм. Понэмаешь?

– Понэмаю, – на автомате отвечает задержанный.

– Вот и хорошо. Чавкало закрой, положи руки на стену, этническое меньшинство.

– Зачем, начальник?

– Обыскивать буду. Есть информация, что ты торгуешь наркотиками.

– Какие наркотики… мамой клянусь, – крутит носатый головой так резко, что кажется – шея слетит с резьбы.

– Руки на стену, – орёт дежурный.

– Э-э-э… сразу предупреждаю, – начинает ныть таксист. – Наркотики в моём носке на правой ноге не мои.

– А чьи? – хохочет дежурный.

– Подложили… понимаешь. Пассажиры подложили… понимаешь. Мамой клянусь.

– Я тебе сейчас не подложу, а наложу… собака дикая, – рычит дежурный.

– Всё понимаю, всё решим начальник. Договоримся, да…

Таксиста куда-то уводят, голоса стихают. Сидящие в клетках люди вновь оживились. Здоровенный мужик призывает всех к вниманию и рассказывает свежий анекдот:

– Лейтенант-гаишник несёт службу на шоссе. Вдруг видит – летит иномарка. Он останавливает машину. Водитель открывает окно и набрасывается на гаишника: «Ты что, номера на машине не видишь?». «Вы нарушили скорость движения, – невозмутимо говорит гаишник. – Ваши права».

«На, собака», – говорит водитель и бросает ему в лицо 100 долларов. Поднимает стекло и уезжает. Гаишник ошарашен такой наглостью. Оглядывается, на дороге машин нет. Доллары лежат на асфальте, решил их поднять. И тут чей-то сапог накрывает деньги. Лейтенант подымает голову, а над ним завис его начальник. Майор спокойно берёт деньги и объясняет молодому милиционеру: «Это мне. Это я собака. А ты ещё щенок».

И опять от хохота трясутся решётки обезьянника. Смеются все, даже охранники. Вскоре привели человек пять армян – торговцы с местного рынка – без регистрации. Все они в клетку к мужикам не помещаются, их уплотняют ногами. Но спустя пару часов торговцев выпустили – пришёл их старший, всё уладил.

Вскоре и пацанов, со словами: «Нечего воздух в камере портить», отпустили на волю. Уже около выхода они слышат, как дежурный говорит следователю:

– Эти мальчишки – злые, как волки. Чуть не забили Корыто.

– Волчата, – уточняет офицер. – Вырастут – будут волки.

МОСКОВСКИЕ БУДНИ

Однажды в подземном переходе Мишка увидел пожилого человека, который играл на скрипке. Остановился в стороне и стал слушать. Музыка была, как и глаза седого скрипача: зовущая, грустная. В ней не гремели барабаны, не брякали гитары, не слышались истошные вопли патлатых певцов. В ней вздыхала и плакала печальная скрипка. Журчала вода, а жёлтый, увядший лист мягко ложился на землю…

Обо всём забыл Мишка. А музыкант, внимательно посмотрев ему в глаза, играл, словно для него одного. Он принимал юношу, как равного себе, со всеми его бедами и радостями. А главное – с нарождающейся жаждой любви. Во снах, что виделись ему в последнее время, Мишка признаться себе смущался. А здесь, – скрипка пела нежно и трепетно, словно рассказывая историю о первой любви. Слушая удивительную музыку, у Мишки вдруг неясные ещё, тревожные желания вдруг из стыдливых превратились в радостные и светлые…