Р. S.
Да, Миша был молод и не знал, на что способны люди при тяжёлых испытаниях. Да и как он мог знать, если даже сильные духом редко сами об этом знают. Но у него была цель, а как говорил Семёныч: «Цель – основа, она держит человека. Главное быть счастливым, а не первым. Слушай всех, но решение принимай сам. Извинись и отойди от глупого или злого. Строго не суди. Запомни – кто всё поймет, тот простит. А главное – делай то, что сердце подсказывает, оно у тебя светлое».
НАЧАЛО
Вот уже прошло две недели, как Мишка, который приехал в Москву на заработки, живёт с ребятами в подвале жилого дома. После того, как на Ленинградском вокзале у него отняли деньги, и чуть было не избили до полусмерти, он в отчаянии зашёл в милицию. Сонный дежурный выглядел очень уставшим. По выражению лица, было видно, что ему до чёртиков надоели такие, как Мишка.
Было уже три часа ночи, для него это была не первая беседа за долгое дежурство. Парень вообще не знал, зачем он попёрся в милицию. А, ну да, как там у Маяковского: «Моя милиция меня бережёт».
– Ну… и что ты от меня хочешь? – с недоумением взглянул дежурный на Мишку, бегло просматривая длинную, как анаконда, ленту распечатки.
– Ну, вы же милиция!
– Да-а-а??? Ладно… давай по порядку. Сколько их было?
– Четверо, по-моему. Да, точно, четверо. Они меня даже ничего не спрашивали. Просто стали бить, ограбили. Всё произошло быстро.
Дежурный слушал юношу с усталой гримасой и совершенно равнодушно.
– Да, похоже, глушняк, – проворчал он. – Только статистику портишь.
– Я порчу?
– Забей. Что взяли?
– Деньги, сотовый телефон и цепочку с крестиком. Он от отца достался.
– Сколько было денег? Какой телефон? – бросил короткий взгляд дежурный.
– Денег было чуть больше тысячи, золотая цепочка с крестиком, тип телефона не помню. Да и зачем вам, если говорите, что глушняк?
– Вот только сарказма не надо. Правила не я пишу.
Проторчав в отделе милиции до утра, Мишка с облегчением вышел на улицу. Целый день ходил по улицам холодной, чужой ему Москве и плакал…
Плакал, не стесняясь, как незаконно обиженный ребёнок. Мимо шли люди, но все были заняты своими делами. А то, что идёт вот юноша и плачет, так мало ли чего он плачет. Да и солнце продолжало светить также ярко, словно ничего не случилось, а из раскрытых дверей кафе доносилась весёлая музыка и вкусные запахи. Город шумел своей жизнью – равнодушной, нервно суетливой.
Вдруг к Мишке подошёл кавказец. Внимательно, каким-то ощупывающим взглядом осмотрев его, тихо спросил:
– Хочэшь конфэтку?
– Какую конфетку? – недоумённо поднял на него глаза Мишка.
– Вкусьную и больсую, – ухмыльнулся незнакомец и добавил. – Дэнег дам.
Увидев удивлённый взгляд, мерзко заржал и спросил. – Нэ понымаешь… хорошынькый… да-а?
Мишку прямо-таки передёрнуло от странного смеха и какого-то липкого взгляда незнакомца.
Испуганно оглядываясь, он бросился от усатого кавказца. Тот удивлённо пожал плечами: «Ходють… тут всакие! Понаэхали… понэмаешь».
В одном из подземных переходов Мишка увидел худенького мальчика. Тот, чуть подавшись вперёд, стоял с протянутой ладошкой. В другой руке он держал табличку: «Люди добрые. Подайте на пропитание». Широко открыв и без того огромные, испуганные глаза, он беззвучно шевелил подрагивающими губами. Рядом сидела маленькая девочка в грязном платье и укачивала на руках тряпичную куклу. «Наверно, брат и сестра, – подумал Мишка. – А как там мои сестрёнки?»
