– В каком смысле – нравится? – спросила я, и в моем голосе звучала надежда на то, что моя подруга наконец-то образумится.
– Эй, потише на поворотах, Шумахер! Я имею в виду – мне нравится член. Я даже дала ему прозвище. Хочешь знать, какое?
– Ради всего святого, нет.
– Но я все равно тебе скажу.
– Файя… – вздохнула я.
– Фэтти-Мэтти[2], – произнесла она, и ее хищная улыбка сделалась шире.
– Знаешь, ты не должна делиться со мной подобными вещами. Никогда. То есть никогда вообще.
– Я хочу сказать, что если взять две сосиски, то получится один Фэтти-Мэтти. Как будто бог колбасок наконец-то услышал мои молитвы. Это куда лучше любой докторской колбасы. Фэтти-Мэтти – просто колбасный пророк земли обетованной.
– Серьезно, меня уже тошнить начинает. Может, хватит все-таки?
Она засмеялась и привлекла меня ближе к себе.
– Боже, я так по тебе скучала! Так что скажешь – может, пойдем в наше обычное место для прогулок?
– Да, конечно.
Мы прошли несколько кварталов, и Файя непрерывно смешила меня. Я удивлялась: как я могла так надолго расстаться с ней? Может быть, я отчасти чувствовала себя виноватой, зная, что если я останусь рядом с ней, то мне постепенно будет становиться лучше, а мысль о том, что мне станет лучше, ужасала меня. Но сейчас, похоже, смех был именно тем, что мне требовалось. Когда я смеялась, мне некогда было плакать, а я ужасно устала от слез.
– Немного странно быть здесь без Эммы, – сказала Файя, сидя на качелях на игровой площадке. Нас окружали дети, пришедшие сюда с родителями и нянями. Дети бегали и играли, а мы качались на качелях. Кто-то из детей уставился на нас, словно считал нас сумасшедшими, потому что мы гуляем на детской площадке, но Файя крикнула ему:
– Никогда не взрослей, малыш! Это чертова ловушка!
Она неизменно оставалась ужасно странной.
– И как же долго у вас с Мэтти все это продолжается? – спросила я. Она покраснела.
– Не знаю, наверное, месяц. Или два.
– Два месяца?
– Может быть, семь. Или восемь.
– Восемь? Что?! Мы же каждый день с тобой разговаривали. Почему ты об этом даже не упомянула?
– Не знаю. – Она пожала плечами. – Ты так много пережила из-за Стивена, понимаешь? И мне казалось бессердечным рассказывать тебе о своих связях. – Файя никогда не заводила отношений, она просто вступала в связи. – У меня были какие-то мелочи, у тебя… – Она нахмурилась и перестала раскачивать качели, так, что доска остановилась в промежуточном положении между небом и землей.
Файя нечасто становилась серьезной, но Стивен для нее был как брат. Они спорили и ссорились чаще, чем любые родные брат и сестра, которых я когда-либо встречала, но при этом очень заботились друг о друге. Они были знакомы с пятого класса и были лучшими друзьями. На самом деле я не видела того, как она горевала после его смерти, но я уверена, что это горе и сейчас оставалось с ней. Наверное, я слишком ушла в свой мир отчаяния и позабыла о том, что моя лучшая подруга потеряла своего названого брата.
Она откашлялась и напряженно улыбнулась мне.
– Мои проблемы были мелкими, Лиз. А твои – нет.
Она снова начала качать качели – вверх-вниз.
– Я хотела, чтобы ты знала, что всегда можешь рассказать мне о чем угодно, Файя. Я хочу знать обо всех твоих секс-приключениях с пожилым хозяином кафе. И, кроме того, мелочей в твоей жизни не бывает. Я имею в виду – ты только посмотри на свои сиськи!
Она громко рассмеялась, откинув голову назад. Когда Файя смеялась, вся вселенная чувствовала ее радость.
