Постучав, мисс Эртайн проскользнула в каморку завхоза. В далеком прошлом это был просторный, светлый кабинет. Но у миссис Албет были свои понимания об уюте. Темные, тяжелые шторы навсегда скрыли окна. Нагромождения ящиков, заполненных чем-то, стеллажи со студенческой формой — при том, что существовала отдельная комната для этого. И высокая стойка, разделившая кабинет, — за ней всегда стояла владелица кабинета. Илзе начало казаться, что родовой дар завхоза — повелевать временем. Когда бы ни пришлось прийти к миссис Албет, она всегда была за стойкой.
Глубоко вдохнув и едва не закашлявшись от едкого запаха моющих средств, Илзе выпалила причину своего визита. Она была готова к тому, что завхоз ее осмеет. Что это была летняя шутка, как раз к окончанию учебного триместра. Пока миссис Албет, водрузив на нос очки с толстыми стеклами, искала распоряжение ректора, Илзе успела пожалеть, что вообще вылезла сегодня из-под одеяла.
— Да, есть-есть, вчерашним числом датировано. — Завхоз прочитала распоряжение дважды и подняла глаза на Эртайн. — Это что же вы такое великое сотворили, милочка, что вам за «заслуги перед институтом» пожаловано право проживания в отдельном домике?
Илзе не успела ответить, как миссис Албет фыркнула и проворчала что-то вроде того, что у современной молодежи все заслуги в одной степи, постельной. Мисс Эртайн за минуту успела расстроиться и взять себя в руки — она мечтала жить в домике с палисадником. И если уж слухи все равно ходят, пусть приносят дивиденды.
— Вот тут подпиши и здесь тоже. — У миссис Албет были длинные, загнутые ногти выкрашенные золотым лаком. — Запрещается устраивать оргии, шуметь без заглушающих барьеров, устраивать демонстрации и нарушать иные правила и положения Устава института.
Илзе было интересно, какую демонстрацию можно устроить в доме. А учитывая, что все пункты Устава прописаны исключительно после прецедентов, — по прочтению вопросов возникает много. Мисс Эртайн улыбнулась своим мыслям — многие вещи никогда бы ей не пришли в голову. Например, нельзя вывешивать нижнее белье на флагшток центральной башни. Или целовать писсуар.
— Разулыбалась, — проворчала завхоз и бросила на стойку ключ.
Уже уходя, Илзе услышала, как миссис Албет жалуется своей собаке:
— Сорок лет отдашь институт, а тебе шиш. Оно и правильно, я порядочная была, стала женой, матерью. А толку? Эх, где мои молодые сиськи, вот бы…
Прикрыв дверь, Илзе разжала крепко стиснутые пальцы и рассмотрела доставшийся ей ключ. Красивый и богато украшенный, он требовал к себе бережного обращения. Почему-то в мыслях Илзе он должен был быть кривым и ржавым.
— Привет, Катти, ой, что это у тебя? Ждем делегацию? Будешь цветами обставлять? — Дария вылетела из-за поворота, нагруженная папками, и тут же пристроилась рядом с Илзе. — Поможешь донести? У тебя сегодня что-то не то с расписанием, его по табло нет. Ни одного урока.
— Здравствуй, Дария, — прохладно ответила Илзе. — Ключ мой, я решила остаться. Переезжаю в одноместный дом. Это единовластное решение ректора Лармайера.
— А, ну оно и правильно, когда еще пользоваться юностью, как не в молодости? Эх, будь я на твоем месте, я бы развернулась. Но мне род позорить нельзя. Кстати, слышала? Тот мальчик, что выпал через червоточину возле института, ну ты с ним еще общалась? Повесился, представляешь? Вот поганец, теперь у пансионата будут проблемы. И с чего вдруг? Не понимаю.
