Она придумала с утра.
И закачался лес от смеха:
Вот ведь забавная игра!
То было утром, на рассвете.
Но мама крикнула: "Олесь!
На завтрак!"
И с хозяйкой вместе
Ушёл котёнок – мясо есть.
О, как легко, лишь росчерком пера
Случайная судьба решается порою.
В наветах, кляузах. И свистом топора
Закончилась.
И вырастет травою
Безвинных оправданье.
Всем живым
Она укором будет бесконечным.
Трава.
Как лик весны, как гимн,
Как торжество сознания над речью!
Две птички ржаво-золотистых листьев
И каждая из них так просится в полёт –
Скорей избавиться от застарелой мысли,
Что смерть пришла! Что золото умрёт!
Скорее вниз! К свободе, к воле, к жизни!
К полёту дивному!
(его не оборвать…)
Но ветра нет…
И крылья их повисли…
О птицы-листья! Сколько ещё ждать?..
В коридоре стояли двери,
Упираясь плечами в стены.
Под дверями пласталось время,
Оболочкой ушедших лет.
И стонали петлями двери,
Осуждая за слабость время,
Между ними метались тени,
Выдавая себя за свет.
За дверями рычали звери
Пустоты, глухоты, неверья –
Хороводы стальные звеньев
Отгоревших хвостов комет.
Под дверями стонало время,
За дверями рычали звери,
А в палате, теряя нервы,
Плакал брошенный человек.
…И ему не мешали звери,
Только выли от боли стены…
И звеня, задохнулось время
Под плеснувший в руке пистолет…
Вот ты молчишь. И мысль, и взгляд, и брови
Сосредоточены на чём–то недоступном.
И я внимаю, покорясь без боя,
Не требуя у тишины уступок.
Не разрушаю целостность сознания
Осколками бессмысленными слов.
Задумчивость – такое состояние,
Она слегка похожа на любовь.
Природа замирает…
В солнце, в звуках
не чувствуется прежней глубины,
Как в музыке отсутствие струны
Необходимой и привычной слуху.
Ещё играет света ликованье,
Но птичьи трели спрашивают утро
О времени.
В тоске неясной, смутной.
И всё вокруг застыло ожиданьем.
Снег грянет вдруг. И робко, и внезапно,
Себя предвосхитив собраньем туч
К земле сошедших с поднебесных круч.
А птицы всё же вопрошают: "завтра?"
Выгрести из долгосрочной памяти
Полками в коробки, не читая
(Увязав желание "оставить их")
Дни, недели, шорохи, трамваи.
Стеклотару из-под встреч (её осколки),
Стенгазеты громких обещаний,
Все обрезки мыслей-недомолвок
Без началов и без окончаний.
Все коробки горьких сожалений,
Подпиравших двери мёртвым грузом:
Провести в сознаньи обнуленье,
Чтоб сознанье не было обузой.
Чтоб прийти в себя, а не в могильник,
Понукая тело шаг за шагом
Под привычные стенанья "помоги мне".
Может это называют адом?
Всё долой! В картон! И скотчем! Скотчем!
И под хруст небитого стекла
(Ведь стекло – материал не прочный)
Новым днём прошедшее! Дотла!
Гремит рассвет.
Встаёт уставший город,
Разбрызгивая свет на площадях.
Как много лет
назад
вставал посёлок,
а после городок.
В очередях
Толкался люд;
скрипели тонко спицы
Толкаемых и тянутых телег.
Гоня уют,
Трещали половицы
И с домом вместе запускались в бег.
Шли сонные,
Покачивались хмуро.
Натужно ставили рабочий шаг.
И головы
Седые+
Прямо, мудро
Приветствовали солнце.
Просто так.
Опять я без седла… (зачем оно поэту?)
Ведь не сидеть же в нём, взбираясь на Парнас!
Чтоб после, с высоты его, давать обеты
Словами. Клятвенно. Сбиваясь в сотый раз.
…А склоны хороши мифического взгорья!
А табуны коней, сиянием крылатых!
Без полчищ лежебок в бренчащих латах,
Мерцаньем славы ветреной рогатых:
Сатиры! (И просители преторий):
…"Замолви слово, светлый генерал!
Я тут с женой, детьми, дырявой лодкой
