Возраст гусеницы - страница 25
– Ноги порезал, – с вызовом ответил я. – Случайно. На стекло наступил. Это что, преступление?
– Нет, что ты. – Шеф вытащил из кармана скомканный бумажный платок и шумно в него высморкался. – Нанесение себе вреда у нас преступлением не считается.
– Нанесение… – Я задохнулся от возмущения и вскочил со стула. – Я же сказал, это случайно вышло! У меня все под контролем.
– Оно и видно, – с ледяным спокойствием заявил коп, поблескивая на меня очками. Клянусь, он нарочно меня выбешивал!
Я понял, что, психуя, ничего не добьюсь, разве что вызова добрых братьев в белых халатах. Потоптался-потоптался на месте, да и сел обратно на стул.
– В общем, так. – Шеф положил квадратные сухие ладони по обе стороны кружки. – Чтоб завтра дул в школу… в смысле в гимназию свою. Тебе одному нельзя оставаться. Там с тобой побеседуют. И из коммуны тебя вызовут. Письмо придет на и-бокс [11]. Ты ведь и-бокс проверяешь?
– Да из коммуны-то зачем? – затосковал я. – Я занятия больше не буду пропускать. Честно. И дом приведу в порядок. И штраф заплачу.
– Потому что так надо. – Этот гребаный Санта-Клаус поднялся со стула, подошел к мойке и поставил туда пустую чашку. – Руфь!
Хромосома, видать, под дверью подслушивала, потому что возникла из-за нее в мгновение ока.
– Еще кофе?
– Нет, спасибо. Мне пора. – Шеф повернулся ко мне. – Молодому человеку надо бы помочь дома прибраться.
Тетка аж просияла вся. Еще бы, такой повод сунуть свой нос в чужое грязное белье.
– Не волнуйтесь, Клаус. Я с удовольствием этим займусь. Мы прямо сейчас туда пойдем и наведем порядок. Спасибо вам большое за поддержку. И простите мальчика за доставленные неудобства. Он ведь только что осиротел, бедняжка. У матери опухоль была размером с голубиное яйцо, уж как она мучилась, болезная…
В общем, Хромосома долго еще распиналась. К счастью, она вышла вслед за полицейским в коридор, а потом на улицу, и я уже не слышал всей той хрени, что она несла. Нет, если мне все-таки захочется нанести кому-нибудь вред, то это точно будет она. Только сначала надо выпытать из нее все, что она знает о моей семье.
7
Из всех маминых вещей я решил оставить себе три: ее любимый халат, книгу с ее пометками и один из тех шарфов, что она для меня связала. Три – хорошее число, символическое. Мне оно обычно приносит удачу.
Пушистый голубой халат еще хранил мамин запах – не затхлый душок болезни, смешанный с лекарственной химией, а свойственный только ей тонкий аромат, который мне, как Парфюмеру, хотелось бы разлить по бутылочкам и все время носить по капельке на своей коже, где-нибудь на сгибе локтя, так, чтобы в трудные минуты можно было понюхать – и перенестись в безопасность и уют детства. А пока что в халате я лег спать. Вместо пижамы. Это успокаивало.
Книга называлась «Колесо времени», автор – какой-то испанец. Это была та самая, что долбанула меня острым углом по ноге. На ее желтой обложке было изображено что-то вроде мохнатых гусениц или куколок. Изнутри одной выглядывало человеческое лицо. Наверное, книга маме очень нравилась, потому что она подчеркнула многие места в ней красным карандашом. Я решил, что если ее прочитаю, то, может, смогу лучше понять ход маминых мыслей. Типа, стану к ней ближе.
Ну а шарф можно было просто носить – как раз похолодало.
В общем, отмытый до скрипа, я лежал на кровати, завернувшись в мамин халат и с «Колесом времени» в руках, когда в дверь моей комнаты постучали. На этот раз я знал, что меня беспокоит не призрак. С уборкой мы припозднились, и Руфь осталась у меня ночевать. За окном бесился очередной осенний шторм, и выставить тетку на улицу на ночь глядя у меня язык не повернулся. Еще завалится в какую-нибудь канаву на своем драндулете, а Шеф Клаус на меня потом мокруху повесит.