Возраст гусеницы - страница 23

И правда, Руфь беспомощно заморгала, поднесла ладонь к дряблому горлу, губы шевельнулись. Но если она и сказала что-то, все заглушил вой полицейской сирены. Я мысленно выругался последними словами.

– Да что там такое происходит? – Хромосома выглянула в окно, явно ухватившись за возможность сменить тему. – Кажется, полиция. А до этого пожарные проехали. Неужели снова что-то горит в Сёнерхо? Там много домов с соломенными крышами. Правда, грозы ведь сегодня не было, и почему полиция…

– Руфь! – Я помахал ладонью у нее перед носом. – Пожар в Сёнерхо, а я-то здесь. Поговорите со мной, пожалуйста. Скажите, что вы знаете о моей семье?

Но момент был упущен. С какой стороны я ни подкатывал, тетка уперлась рогом. Ничего она с нашего кострища не забирала, а мои брат с сестрой погибли в аварии вместе с отцом. И все, точка. Только я не верил ей ни на грош. Хрен я теперь вообще кому на слово поверю. Вот фотография – это факт. Пинетка и мишка – тоже факты. Жаль, он не сказал ничего больше, кроме моего имени. Медведь, в смысле.

Руфь своей упертостью меня выбесила окончательно. Хотелось схватить ее тушку и трясти, пока из нее правда не выпадет, как монетка из копилки. Может, и до этого бы дошло, но у нее зазвонил домашний телефон. Вот чем Хромосома была похожа на маму: она тоже пользовалась этим пережитком прошлого.

Руфь усеменила в гостиную, откуда раздавались истошные трели. К разговору я не прислушивался. В тепле усталость внезапно навалилась гранитной плитой. Захотелось просто положить голову на скрещенные на столе руки и отключиться. Но мне помешали.

В кухне снова возникла Хромосома, нервно тиская завязанные на груди концы шали.

– Ноа, это был Клаус Расмуссен. Участковый. – Она остановилась у плиты, меряя меня на расстоянии тревожным взглядом. – Он сказал, это у вас в саду горит. Соседи увидели дым и вызвали пожарных. Еще он сказал, что хочет с тобой поговорить.

С меня в одно мгновение слетел весь сон. Ни хрена себе местная полиция работает! Как они вообще узнали, что я у Руфи? У них что, в машинах устройство, которое стены в домах просвечивает? Или у меня под кожу датчик джипиэс вшит?

– Ладно, – я поднялся на ноги, – тогда я пошел.

– Нет-нет, – замахала она на меня от плиты ладошками, – сиди тут. Он сам сейчас подъедет. Сказал тебе подождать.

И тут я заметил это. В глазах Руфи, во всей ее напряженной позе, в том, как цеплялись пальцы за шаль, сквозил страх. Она меня боялась.

Я медленно опустился на стул. Положил руки на колени.

– Может, тогда кофе?

Шеф Клаус поднес ко рту дымящуюся кружку с кофе, который сварила для нас Руфь, и шумно отхлебнул.

– Плохо выглядишь, парень. – Его глаза пропали за запотевшими стеклами очков.

Я посмотрел на свои черные руки.

– Это просто сажа. Я помыться не успел.

– Такое так просто не смоешь. – Полицейский поставил кружку на стол.

Я вскинул взгляд и встретился глазами с его – темно-карими и окруженными лучиками морщинок, уходящими в туманную дымку, отступившую к краю стекол.

– В смысле?

– Тебе повезло, что накануне шел сильный дождь, и все отсырело. Огонь мог перекинуться на дом. Или на живую изгородь. Хорошо, соседи заметили дым. Ты вообще в курсе, что сжигать мусор на участке запрещено? – Клаус снова исчез за кофейным туманом.

Я помотал головой. Вот же блин. Мама жгла себе нашу историю, жгла, и хоть бы хны. А я один раз старые тряпки подпалил – и пожалуйста, с полицией сижу объясняюсь. Что за несправедливость?