Возвращение блудного сына. Роман - страница 31



Все чаще его посещали необычные, скорее, приятные сны. Они открывались ему, как отдушина, в которую он мог спрятаться и от больных, и от коллег, и от жены и даже детей. Он любил своих детей, но иногда хотелось отдохнуть и укрыться от них.


Однажды ему приснился странный, удивительный сон. Он вдруг увидел себя на берегу реки в неизвестном ему, но очень красивом месте. Недалеко шли какие-то незнакомые люди, потом они исчезли, и он остался один. Было светло и ярко, но не от солнца, а будто в воздухе разливался свет. На другом берегу, на холме возвышался храм. Он не стоял, а словно плыл в воздухе, как легендарный град Китеж. Его очертания были нечеткими, а от золотых куполов исходило мягкое сияние. Мягкостью, светом и теплотой было пропитано, насыщено до осязаемости все вокруг. Было спокойно и безмолвно. Александр вдруг перестал ощущать свое тело, будто продолжал жить одним сознанием. Его сознание стало безмерным, огромным и бездонным, как глаза мальчика из церковного хора. Смерть скрылась навсегда, даже само понятие конечности бытия исчезло. Сам он был уже не самим собой, а неизвестной, мягкой, созерцательной, эфемерной субстанцией, легкой, как облачко, быстрой, как мысль. Он словно сбросил кокон и превратился в бабочку, и почувствовал, как это прекрасно и бесконечно. Хотя даже это слово, как и множество других, перестало существовать. Ни начала, ни конца, ни времени не было. Все эти вдруг ставшие ненужными слова и понятия вытеснило из духа, в который облачилось сознание, одно лишь единственное слово, даже не слово, а ощущение и понимание – любовь. Любовь была повсюду. Ее не надо было слышать, видеть и осязать, но все обострившиеся органы чувств вкушали ее и знали – это любовь. Объяснить это ощущение было невозможно, да и не нужно было ничего никому объяснять. Все стало ненужным, неважным, лишь глубокая чистота и необъятная любовь стали единственным и бесспорным, вечным, живым и невидимым, как Бог.

Сколько секунд, часов или столетий продолжалось это его состояние неизвестно, но неожиданно дух опять обернулся сознанием, а сознание обрело плоть и ощутило себя. Первое, с чего он начал, это со спора с самим собой.

– Вернуться!

– Зачем? Ты прикоснулся к вечности.

– Не знаю, хочу вернуться.

Он возвратился и проснулся.


Вначале смутное, затем сфокусировавшееся в голове желание уехать из Москвы, зрело медленно, в мыслях, в разговорах с женой, потом показалось возможным и осуществимым и, наконец, сформировалось в реальность после решившего дело разговора с Натальей Андреевной.


Александр Ильич Головин сам не понимал, как так получалось, но все важные решения в жизни и поступки, которые резко меняли его существование и направляли в новое русло, он принимал либо по настоянию, либо с ведома, либо под влиянием своей тети. При этом он считал себя совершенно независимым и самостоятельным в решениях человеком. Непонятно, была ли в этом со стороны Натальи Андреевны какая-то хитрость или интуитивное проявление любви к племяннику, желание подтолкнуть его на жизненных перекрестках к выбору правильной, по ее мнению, дороги, или чувство собственности, не позволяющее не то что оторвать, но даже отодвинуть от себя то, что она считала своим. Последнее обстоятельство, скорее всего, преобладало. В Наталье Андреевне всегда было очень велико чувство собственности на то, чем она хотела бы обладать, и, получив желаемое, уже никогда с этим не расставалась. Она и Сашей руководила исподволь, умнО, но так, как виделось ей самой, как человеком раз и навсегда ставшим ее частью, лепила и формовала свое детище по собственному разумению для его же блага. Саша за долгие годы привык советоваться с ней, но эти, казалось, пустяковые, ничего не значащие советы всегда падали, как семена в ожидающую их по весне почву, и прорастали в голове будто бы сами собой. И хотя Саша всегда о себе думал, как о человеке неординарном и независимом, он всю жизнь оказывался подвластным чужому мнению и чужой воле: будь то тетя или жена. И хотя в последние годы, из-за довольно натянутых отношений между Ольгой и Натальей Андреевной при внешней их любезности и показной добросердечности, они с тетей встречались реже, в переломные, ответственные моменты судьбы Александр, как и раньше, бежал за поддержкой именно к Наталье Андреевне.