На лбу Валентины выступили капельки пота. В глазах Владимира застыло недоумение.
– Господи ты, Боже мой! – выкрикнула Катя в следующую минуту. – Господи ты, Боже мой!..
Клацанье металла, стук в ворота услышали все в тишине наступившей паузы. Взлаяла овчарка Дин, и следом звонким тявканьем залилась Малышка.
– Пацаны, пришли. – Произнесла Лора, ощущая, как сердце ее почему-то ускоряет биение. С чего бы это?
– Пацаны всегда через забор лазят. И собаки их знают. Собаки всех знают, кто к нам ходит. – Сказала Катя, и с размаху вылила, наконец, рюмку куда полагается. – Это он, – Алексей наш.
За столом вновь на секунду воцарилась настороженная тишина, как перед грозой.
– Что? – спросил Серега.
– Кто? – словно уточнил Владимир.
– Картинка была мне. Братка вернулся. Стоит за воротами. – С усталостью в голосе проговорила Катя.
Серега было взметнулся. Глаза стали растерянные, почти что жалкие.
– Нет! Сиди уж! – Остановила его сестра. – Вовка, сынок, иди, встречай!
Следующая минута, казалось, тянулась вечность. И когда на пороге следом за Владимиром возникла худая, высокая фигура Алексея, нагнувшего свою безволосую голову при входе в родимую дверь, Катя выдохнула:
– Ну, вот и тебя мы дождались! И ведь восемь лет, как сон! – Катя высвободила из-за стола свое грузное тело, подошла к брату, припала к его груди.
– Браткаа!.. Ой, и как же тюрьмой от тебя пахнет, словно псиной! Лешкаа!.. Мой ты сердешный! Если кто и ждал тебя, так это я. Ночами все вспоминала, какой ты был – пригожий да ласковый в детстве… И потом, здоровый да красивый. А кто же еще ждать тебя будет, если не сестра твоя старая? Кому ты нужен, если не мне? Голова твоя дурная… Лешкаа!..
Лора поднялась из-за стола, и, глядя в его серое настороженное лицо, долго по-бабьи, по русской привычке, неистребимой и родившейся вместе с ней качала головой, пока обильные слезы не полились из ее глаз. Сердце ее впервые ощутила связь, кровную, мертвую, доставшуюся ей с кровью бабки Ольги. В ее памяти Алексей оставался молодым, красивым парнем, когда-то дававшим ей защиту. И так же, как Катя она приникла к его груди, вдыхая душный, тюремный дух его тела.
– А, ну-ка, – вдруг очнулась Катя, – Леха, живо в баню! За стол не пущу пока вонь тюремную не смоешь с себя… А манатки-то оставь, – она кивнула на узелок, оброненный на порог, – тут у Вовки сменка есть, я тебе принесу, братка. Иди, иди с Богом, поди, не забыл, где банька в родительском доме?
Алексей слабо улыбнулся.
– По ночам снилась. – Тугой комок, подступивший к гортани, мешал сказать ему то заветное, что годы копилось в душе. – И все вы… родные мои!..
– Ну, и ладно. Ладно. – Катя подпихнула Алексея в спину. – Иди.
– Я, пожалуй, с Лехой пойду. А то, кто его отогреет свежим веничком? И отшоркать его как следует надо. Последний взгляд Владимира был в сторону Сереги.
Серега молча взирал на сцену, классическое название которой всем было известно со времен советской школы: «Не ждали…»
