– Ничего, закопают где-нибудь, – вздохнул Василий. – Ему теперь всё равно, есаулу нашему. Всё одно самоубийцу на кладбище не хоронят…
Дальше ехали молча, думая каждый о своём. Василий Боев вспомнил родную станицу и безоблачное детство.
Перед глазами промелькнула школа. Она всегда казалась ему большой и просторной. Он входил в класс одетый в штаны с лампасами, в холщёвой рубахе-косоворотке навыпуск и деревянной шашкой на боку. Дети казаков занимали три ряда и сидели отдельно от детей пришлых или тех, кто не принадлежал к казачьему сословию. Казачата с пелёнок были приучены к тому, что они люди особенные, и это придавало им гордость за своё происхождение.
Уроки в школе были одинаковы для всех, а вот после занятий казачат обучали верховой езде и боям на саблях. А ещё их обучали рукопашному бою с ножами и без них. Василий часто возвращался домой в синяках и ссадинах, и родители встречали его с улыбкой. Ну а если, не дай бог, отец замечал следы слёз на его глазах, немедленно хватал со стены нагайку и «вразумлял» ею сына.
– Казак не должен проливать слёз! – приговаривал он, охаживая хнычущего сынишку по спине. – Ежели враг увидит мокроту на глазах казака, то он испытает радость и потеряет страх перед нами! Казак должен стерпеть боль и не выказывать слёз, как бы больно ни было! Он должен победить врага или погибнуть! Уяснил, стригунок?
В конце воспитательной экзекуции Василий натягивал портки и, едва сдерживая дрожь в голосе, говорил:
– Благодарю за науку, папа…
А ещё отец строго спрашивал за учёбу. Попробуй только получить плохую отметку или замечание на уроках! Снова отец снимал со стены плеть и хлыстал сына, приговаривая:
– Энто за то, чтоб фамилию нашу не срамил! Казак грамотным должен быть, читать и считать уметь без ошибок. Каково тебе среди других дурнем выглядеть, а?
И такое воспитание проводилось во всех казачьих семьях. И только попробуй огрызнуться или возразить отцу! Семейные устои были крепки и уважительны. Строже всего каралось неуважение к старикам. Только попробуй пройти по станице и не поздороваться со встретившимися на пути старшими казаками! Тебя тут же остановят, поддадут затрещину или накрутят ухо, спросят фамилию и велят доложить отцу о своём «непотребном» поступке. И тут снова свистит плеть, а ослушник…
– Тпру-у-у, приехали, – сказал Иван, натягивая уздечку, и Василий, отвлечась от воспоминаний, проделал то же самое.
6.
– Куда приехали-то?! – выкрикнул кто-то из казаков, привстав в стременах и оглядывая деревушку, в центре которой они остановились.
– Тебе-то какая разница, – отозвался один из красноармейцев, сопровождавших колонну. – Куда привезли, туда и приехали.
– А что здесь с нами будут делать? – поинтересовался ещё кто-то из казаков.
– На корма свиньям пустим, – ответил другой красноармеец. – А их потом таким же, как вы, сдавшимся подлюгам скормим.
По приказу командира казаки спешились, привязали к забору коней и вошли в какой-то большой дом. Там их усадили за столы и выдали каждому по варёной курице и булке хлеба на двоих. Они с жадностью набросились на еду, перемалывая мясо вместе с костями. Как только казаки поели, их снова усадили на коней, и колонна продолжила путь. «А теперь куда нас? – думал Василий. – Поди не расстреляют, раз эдак сытно накормили?..»
Третья деревня оказалась такой же большой, как и посёлок Черемуха. Много дворов, много людей на улицах. Казаков остановили у дома с красным флагом над крыльцом. У двери висела табличка «Штаб».
