Благостную картину смазывает бомж, ковыряющийся в помойке. В грязном пиджаке, горбатый, он выглядит гнойным прыщом на выбритой щеке.
– Идемте на набережную, – подталкивает к арке Зверьков, но Кирилл интересуется бомжом.
– Что у него под пиджаком? – спрашивает.
– Что под пиджаком? – тревожится Зверьков.
– Кажется, горб шевелится…
– Ничего там не шевелится! – говорит Зверьков, выпихивая их со двора. – И шевелиться не может! А если и шевелится, то какая-нибудь гадость невероятная!
– Вот именно, – говорит Майя сурово. – Как у тебя язык поворачивается такое спрашивать?! Бр-р…
– Причем тут язык? Увидел, что шевелится, вот и спросил! И смотрит он как-то странно…
– Денег хочет, – говорит Зверьков, оглядываясь. – Они такие: просят на хлеб, а на самом деле хотят денег.
Выйдя на набережную, риэлтор с облегчением вздыхает.
– Была б моя воля, выселял бы таких на сто первый километр. Но нынешние законы… Поэтому приходится ждать.
– Чего ждать? – спрашивает Майя.
– Пока сами исчезнут. Скоро их не будет.
– Куда же они денутся? – интересуется Кирилл.
– Куда, куда… Денутся куда-нибудь. Если ничего им не давать, они вымрут, как тараканы без пищи.
Зверьков подмигивает Майе, чувствуя в ней союзника.
– А какие в этом доме арендаторы? Магазин итальянского кафеля, фитнес-центр, элитный ресторан…
Кирилл хмыкает:
– Название, однако, у этого элитного…
На фасаде багровыми буквами выложено: «Райский сАд».
– Разве плохое название? – недоумевает риэлтор.
– Неприятное, честно говоря. Конечно, если понимать это как игру слов…
– Так и понимайте. Вы знаете, что здесь раньше было? Дешевая рюмочная! Сюда такие вот бомжи толпами шастали, и запах оттуда шел… Радуйтесь, что арендатора сменили!
Майя радуется, Кирилл же настроен скептически.
– Убитую хату втюхивает, – говорит на обратном пути. – Причем наглым образом.
Задохнувшись от возмущения, Майя молчит, затем переходит в атаку. Дескать, по этим выражениям сразу видно жителя Веселого поселка. Втюхивают! Хата! Ты же сын школьных учителей, как тебе не стыдно, даже гастарбайтеры так не выражаются!
– Да по фиг мне, – отвечает увалень. – И вообще твой риэлтор…
– Что – мой риэлтор?! Он, между прочим, целый месяц с нами возится!
– Противный он. Зубы у него какие-то… Острые.
– Господи, твое какое дело?! Он же тебя грызть не собирается?
– Иногда кажется, что собирается. Вот возьмет, думаю, и вцепится в горло этими зубами…
– Не говори ерунды!
Выйдя из метро, Майя с тоской озирает привычное архитектурное убожество. Убегающий вдаль проспект наполняли дома, похожие на обувные коробки. Коробки поставили на попа, насверлили в них дырочек, после чего заселили туда человечков. По утрам человечки покидали коробки и спешили к станциям «Проспект Большевиков» и «Улица Дыбенко», которые засасывали население Веселого поселка, как две подземные воронки. Вечером воронки выплевывали человечков обратно, и те расползались по коробкам, чтобы вскоре отойти ко сну. «Какой грустный этот Веселый поселок! – думает Майя. – То ли дело Фонтанка! Или стрелка Васильевского! Хочу туда, хочу!»
Центр хорошел год от года. Фасады на Невском выглядели, как участницы конкурса «Мисс Петербург» – один другого краше. Дворы тоже соревновались в красоте; и тротуары сделались чище, и жители сплоченнее. Если кто-то посягал на вновь обретенную гармонию, они дружно выходили на протестные акции. «Нет башне Газпрома!» – слышалось с площадей. «Укоротите новую биржу!» – читалось на плакатах. Майя тоже однажды участвовала в акции, и лишь Кирилл портил настроение, выискивая в Интернете шокирующие новости.
