Возвращение к себе. 5 шагов на пути к предназначению - страница 15

Однажды он где-то нашел табличку с надписью: «Место для чистки оружия» и повесил на дверь в туалет. Отец его хотел наказать, конечно, а мама только улыбнулась: «Хорошее чувство юмора у парня. И смех, и грех! Надо же было такое придумать». Девчонкам брат нравился, но излишняя скромность не давала познакомиться. С ним мы любили петь под гитару. Как куклу, он носил меня на плечах. Именно для него я сочинила свою первую песню. Ему я несла зонтик в парк, когда он сидел под дождем со своей первой девушкой. Я любила его и чувствовала на расстоянии.

Брат мечтал строить дома. После школы он закончил строительное училище и собирался поступать в институт. В то время шли боевые действия в Афганистане и там погибло много российских ребят. «Только бы не в армию! Только не в горячую точку», – повторяла мама, как заклинание. Она так боялась, что заразила своим страхом даже брата. Помню, он сказал мне с какой-то горькой улыбкой: «Если не поступлю в институт, то мне каюк». Шутка была совсем не смешной, и я как-то интуитивно почувствовала беду. Мысль материальна, а в его информационном поле надвигались тучи. Вскоре пришла повестка в армию, и по срокам брат уже не успевал сдать вступительные экзамены в институт. Отсрочку не дали.

«Не Афганистан, уже хорошо», – сказал отец. Провожая сына, мама плакала навзрыд. Рядом мокрая от слез сопела сестренка. Я видела, как держится из последних сил отец, сжимая кулаки и ругаясь на маму с сестрой. Я не плакала, я смотрела на брата и понимала, что наша последняя встреча еще впереди. Просто знала, и все.

По распределению брат и его друг попали в Башкирию, в закрытую зону Белорецк-15. Я не знаю, что такое дедовщина, да и брат об этом никогда не писал и не рассказывал. Мы поехали к нему на свидание в начале осени, в сентябре, втроем. Сестренку из школы не отпустили. Весь путь мы радовались, что наконец-то увидим брата живого и здорового, что наговоримся с ним всласть. Часы в поезде пролетели незаметно и даже весело. Вдохновленные предстоящей встречей, мы играли в слова, шутили и даже пели.

И вот мы на станции. Нас встретил молчаливый солдатик, которого прислал командир. Мы дошли до деревянных бревенчатых и очень стареньких домов, чтобы разместиться на ночлег. Это был настоящий башкирский сруб с одной комнатой, которая служила спальней, кухней и всем остальным. Разве что зону прихожей отделяла тонкая занавеска с рисунком в мелкий цветочек. Напротив, двери было единственное маленькое окошко. Это жилище напоминало скорее темницу, чем светлицу. Вдоль стен стояли железные кровати с панцирной сеткой, а посреди комнаты обосновалась печь. У окна расположился стол. Это нехитрое убранство произвело на меня удручающее впечатление, но впереди была долгожданная встреча.

Брата отпустили в увольнение на следующий день утром. Поверить своим глазам и не выдать настоящих эмоций было тяжело. Я постаралась улыбнуться. Передо мной стоял длинный, тощий, с впадинами вместо щек и выпирающими скулами солдат. В этом смуглом, почти черном лице непонятного возраста еле угадывались черты брата. Он тоже улыбался в ответ какой-то кривой, неестественной улыбкой. У мамы покатились слезы.

Все три дня она пыталась его кормить вареной картошечкой, свежей курятиной и деревенским молочком, купленными втридорога у местных барыг. Ноги брата были в кровавых мозолях, а руки периодически дрожали, как у старика. Ел он плохо, зато все время хотел спать. От того улыбчивого парня с его вечными шутками не осталось и следа. Но брат не рассказал ничего, что могло бы хоть как-то пролить свет на настоящую картину событий. По его словам, это была обычная армия, которую проходят все настоящие мужчины.