Значит, после Михал Афанасьича, вы решили – ко мне, Мессир.
Признаюсь, мне понравилось – как вы его нарисовали. И причём – понравилось, что именно акварелью. Акварель на бумаге – живая, масло на холсте – музей. А ведь это я вас заставил выбрать фотографию мистера Булгакова – с самым неудобным ракурсом, для рисования.
Вы?? А я полагал, что…
Не надо сейчас врать ни мне, ни себе. Вы называли это – ни к чему не обязывающим и обобщённым словом – «небо». А я «его» представитель и есть. Но это я не в укор, это я так – к слову. А доволен я тем, что вам хватило ума – не пытаться рисовать МЕНЯ или ЕГО – в вашем сюжете, на «Патриарших».
Ну, зачем же. Там ведь показано рождение сюжета, возникающего из фантасмагории жёлтой жары и невыносимой духоты.
Вот только не надо о «фантасмагориях». Не люблю!, как изволили давеча выражаться вы.
А сюжет о НЁМ вам понравился?
Художник жаждет комплиментов?
Нет,.. ну…
– Название длинное. Как оно звучит? – наиграно фальшиво спросил Мессир.
Просто: «Иисус Христос».
Да, «33», а ещё и добавка: «Предчувствие». Зачем же пояснять. Пусть прочтут по изображённому вами лицу. А, кстати, «предчувствие» чего?
Ну, это же ясно.
Мне не ясно. Чего?
Распятия.
Вот. Врёте. Опять врёте. То, что вы сказали – лежит на поверхности. Это есть в за-
тёртом до дыр Евангельском сюжете. Скажите честно – что вас подмывало?
– .Что подмывало?
А то самое. Вы возликовали, соединив в своём сознании – теософский сюжет из Евангелия, и произошедшее на Манхеттене в 2001 году – изобразив, на другой картине – свой чёрный самолёт!
Голицыну стало плохо и стыдно.
Мессир сверкнул глазом и, улыбнувшись, сказал:
Я скажу банально: вы готовы провалиться сквозь землю, не так ли?
Возникла и повисла в душном воздухе тяжёлая пауза. Потом Голицын потянулся к своей чашке, сделал из неё сухой, пустой глоток, и поставил её обратно в блюдце.
Может ещё чаю, – сказал он невнятно и неуверенно.
Спасибо. Я не любитель.
На кухне было всё также темно из-за перекрывших всё небо чёрных туч.
Не вставая, и не трогаясь с места, Голицын пробурчал:
Я закурю. Пойду в комнату, возьму сигарету.
Фу. Я знаю – какую гадость вы курите.
Я закурю с фильтром.
Такому качеству не поможет никакой фильтр. Но здесь и сейчас я не могу предложить вам ничего взамен. Но в другом месте и в другое время я вас угощу хорошей сигарой».
@ @ @
Виталий вздрогнул от внезапного появления матери, которая тронула его за плечо и сказала громко, как будто обращаясь к глухому:
Окно, говорю, на кухне закрывать?! А то уже поздно. Во дворе никого нет. А я спать ложусь.
Ложись! Кто тебе не даёт, – ответил он так же громко и нервно, – я сам закрою!
Она ушла к себе, он закурил «Приму», затянулся глубоко, вышел на кухню к раскрытому окну, дотянулся носом до самой сетки, выдохнул дым и вдохнул в себя свежей воздух.
Вгляделся в ночь. Было тихо, ничто не сверкало. Но тут же он услышал спокойный гул и увидел огни идущего на посадку самолёта. «Что же делать-то, Господи?! Чертовщина какая-то! Куда звонить? Кому звонить? ФСБ, КГБ, МЧС??? Примут за дурочка. Это ведь как с той звездой, с той звёздочкой в ночном небе: она светилась, как все звёзды, а потом вдруг стала разгораться до ослепления глаз,.. я угнул голову, но тут же поднял глаза, хоть и был в тихом ужасе, а она так уменьшилась, что стала крохотной среди остальных звёзд, и быстро улетела. Таких скоростей и прожекторов на Земле нет. Но кому я это расскажу? Кто мне поверит? Может, и правда – это ОН мне мигал, сверкая своим глазом. А ведь был и первый раз, когда я такое увидел – у Петровича, на даче. Сашка тому свидетель. Но он был ещё пацан, может, и забыл. Я показывал ему созвездия, мы стояли средь двора, задрав головы в ночное, усеянное звёздами небо. И, вдруг, вспышка! Вспышка мгновенно сделалась такой же крохотной звёздочкой и быстро полетела по небу. Это потом я осознал, что уж дюже быстро она полетела, у нас так не летают. А тогда, я сказал Сашке: «Гляди, нас сфотографировали».
