– Потом выпили…
– Погоди, погоди, тут ещё, другой уже рукой: «…Не описываю красоты Крыма, сие бы заняло много время, оставляю для другого случая, а скажу только, что Ахтиар лучшая гавань в свете. Петербург, поставленный у Балтики, – северная столица России, средняя – Москва, а Херсон Ахтиарский да будет столица полуденная моей Государыни. Пусть посмотрят, который Государь сделал лучший выбор…»
– Это не я, – Поручик заглядывал Семёну через плечо. Сам факт написания им такого странного текста его нисколько не смущал, а вот соавторство…
– Понятно, не ты. Тут, похоже, приложил руку…
– Сам генерал-фельдмаршал, – заглядывая в листочек, объяснил Поручик и посмотрел на Капитана.
– Тоже неплохо, – комментировал Аркадий, – из капитанов да в генерал-фельдмаршалы.
– А ведь я в Крыму и не был, – удивлялся Капитан, – не был… до этого не был! – оглядел берег потянулся, и крикнул что было голоса, – не-е бы-ыл! – секунд через пять правый берег гулко откликнулся: «Не-е бо-о».
– Ты чего?
– Ничего, ничего…
– Но и это не помешало вам выпить? – Семёну было уже завидно, что не участвовал в произошедшем на косе в его отсутствие.
– Это – не помешало. Выпили, но склока началась сильная.
– Что так?
– Первый севастопольский камень освятить собрались… вон он лежит, около катушки.
Около стола-ондулятора между двух ящиков действительно лежал внушительный булыжник не меньше центнера весом – откуда?
– То есть – обмыть?
– Обмыли-то без склоки, а вот по какому обряду освящать – заспорили.
– Да и не заспорили бы, если не Африка. Как заорёт: вспомнил!
– А что, если вспомнил… Мне же днём Катюха, – Катя, подтверди! – сама сказала: раскол сегодня, клятвы на староверов наложили. То есть вчера, 12 мая, мы ещё староверы, завтра, 14 – никониане, а освящать сегодня. Как?
– А ты что, разницу знаешь? – удивился Семён.
Катя оторвалась от своей работы и в упор посмотрела на Африку.
– Знаю… уже знаю.
Но в этот момент, оставив троих смотреть друг на друга, опять всплеснулся вопросом опоздавший Николаич.
– А как он исчез, как? Утонул?
– Тебе же сказали – исчез.
– Ага! – Николаич отошёл в сторонку что-то соображать.
– Тут мы и разделились… в смысле – раскололись. Я, Фёдор и Епифаний… – кивнул на Аркадия и Виночерпия – за Аввакума…
– А ты, значит, Лазарь?
– Ну, так – Лазарь, Фёдор и Епифаний… всем известно, – и с опаской огляделся: никому ничего до сего дня ни про какого Епифания известно не было, – Капитан и Поручик за Никона.
– По алфавиту, что ли?
– По убеждениям! Мы вокруг камня во так пошли, а эти – против. Они же не понимают…
– А камень-то откуда? Я уезжал не было.
– Африка откуда-то приволок.
– Я для бани… наверное… – вспомнив реалии, почесал затылок Африка.
– А сказал – краеугольный!
– Какой же он краеугольный, почти круглый.
Поручик попробовал сдвинуть камень с места.
– Как ты его нёс? Его же с места не сдвинуть, ну-ка, подними.
Африка только почесал репу: нёс? Не нёс?
– Тихо, тихо… а Николаич за кого был?
– Да он только в Пустозёрске проснулся.
– Что ж ты слабенько так? – «И в Пустозёрске побывали! География у них…» – в автобусе вырубился, Севастополь проспал…
– Я же не лётчик, – Николаич не успевал стряхивать с носа пьяно-аллергическую соплю. Это лётчиков набирают по здоровью, а спрашивают, как с умных. У нас, физиков, сам знаешь, наоборот: набирают по уму, а спрашивают, как со здоровых.
– Ладно, потом что? – Семён стал сомневаться сам: может это его не было тут два-три дня? – Уснули… или нет?
