Возвращение с Лоэн. Роман - страница 36



Снова Роя освидетельствовали на предмет «лёгких повреждений», взяли с него показания о том, что его вторично пытались задушить и ослепить. В том, что Лоэн – душевнобольная не сомневался уже никто. Однако заключение врачебной комиссии о том, что она полностью вменяема, тоже никто не мог отменить. Конечно же, говорил себе Рой, «я не собирался её насиловать». Он всего лишь хотел запугать, сломить её…

Сослуживцы, поголовно сочувствовавшие Рою, удивлялись, замечая на его лице победную ухмылку, но не придавали этому значения. Рой оказался в двойном выигрыше – и пострадавшим, и победителем. Вопрос о переводе подследственной в настоящую тюремную камеру решился сам собой. Под впечатлением всего этого он даже и думать забыл о том, что фактически совершил серьёзное должностное преступление, очень серьёзное. Но кто не рискует, тот недостоин власти – ведь так?

Однако никому и в голову не могло придти, что именно в этом заключается «экстраординарный поступок» Роя. К тому же сам он был склонен рассматривать это как психологическую войну против «дикой кошки». «Если бы она меня встретила так же, как за два часа до того, мне вновь бы пришлось отступить, – думал он, – и на деле пришлось бы ставить если и не точку, то очень длинное многоточие. А нет ничего хуже неопределённости». Он не испытывал страха или раскаяния. Вспоминая, он испытывал чуть ли не брезгливое удовольствие. Он опять себя немного «распускал», и не в силах противиться приливу крови, воображал, что было бы, если бы не какой-то идиот, начавший стучать в дверь. Огромные прекрасные глаза Лоэн, ослеплённые беспредельным ужасом, видел он в своей «порнографической» картинке, стоявшей перед внутренним взором. «Впрочем, нет, нет – об этом нельзя думать», – спохватывался он и старался отвлечь себя.


Всё обошлось как нельзя лучше, риск с лихвой себя оправдал. На душе у него было легко. Приятная «охотничья» тревога сделала его быстрым на подъём. Он испытал чувство «позёмки» под собой, какого-то взлёта, даже вдохновения. Он уже предвкушал, с каким козырем он придёт к ней в следующий раз, и как она будет молить его о пощаде, и как, естественно, расколется.

Так думал Рой Мелли, и мысли его обращались к новым заботам, связанным с этим делом…


А для Лоэн испытания в этот день ещё не закончились. Пока продолжалось действие снотворного – десять часов, все протоколы были составлены, свидетельства собраны, приказ подписан… Не успела она очнуться, как трое дюжих молодцов и среди них Глен, и тот второй, подняли её с кровати и хотели вывести из комнаты. Она, вся «растерзанная», вдруг упёрлась, поняла, что её куда-то уводят.

– Я никуда не пойду, – сказала она.

Потом громче:

– Я никуда не пойду!

И, наконец, закричала:

– Я не пойду никуда-а-а!!

Стала кусаться, визжать, лягаться, вырываться. Глена она больно укусила в плечо. Они втроём не могли с ней справиться… Наконец, один из них – тот, что всегда имел тупое выражение лица, тот самый напарник Глена, с которым он был сегодня у Лоэн и «охранял» Роя – ударил её кулаком под дых, а дубинкой – по голове, чтоб не церемониться, ну и в целях самозащиты. Она повисла у них на руках, и они поволокли её. За окнами была ночь.

– Можно было не бить, – хмуро сказал Глен.

– Можно было, – согласился его напарник, – если бы она не попала мне носком в пах.

Третий засмеялся…

Когда Лоэн очнулась, её глаза упёрлись в белую металлическую дверь, на которой было выведено чёрной краской: «Предварительное заключение». Её втащили в камеру, которая тоже была вся белая, и бросили на широкие нары, заправленные, впрочем, не хуже, чем её кровать в «домашнем аресте». Здесь, правда, не было шкафа, не было стульев, круглый металлический столик был привинчен к полу, и сама камера была совсем маленькой по сравнению с ее бывшей «кутузкой». Пол застлан мутно-белым, стены – такие же, окошка – нет. Только лампа напротив входной двери излучала яркий неестественный свет.