– Да, в том-то и дело, – согласилась Гарриет. – Факт заключается в том, что я не совершала убийства, а мои чувства не имеют значения. Если бы я убила его, то, вероятно, чувствовала бы себя совершенно правой и возмущалась бы тем, что со мной дурно обращаются. А так я считала и считаю, что обречь кого бы то ни было на мучительную смерть от яда – совершенно непростительный поступок. Но то, что в этом обвинили именно меня, – просто несчастный случай, как если бы я упала с крыши.
– Я должна извиниться, что подняла эту тему, – сказала мисс Бартон. – Спасибо, что так откровенно мне отвечали.
– Сейчас я уже могу это обсуждать. Сначала не могла. Но это ужасное убийство в Уилверкомбе заставило меня посмотреть на все по-новому, с другой стороны.
– Скажите, – спросила декан, – а что из себя представляет лорд Питер?
– Вы имеете в виду, каков он на вид? Или каково с ним работать?
– Ну, все примерно знают, каков он на вид. Пэр с Мэйфэра. А каков он в беседе?
– Довольно занятный. Я бы сказала, берет большую часть беседы на себя.
– И вы остаетесь в тени его веселья и остроумия?
– Я как-то встретила его на выставке собак, – неожиданно сообщила мисс Армстронг. – Он великолепно изображал высокородного осла на прогулке.
– Значит, он либо смертельно скучал, либо что-то расследовал, – смеясь, пояснила Гарриет. – Я знаю этот его легковесный тон, чаще всего это камуфляж, хоть и неизвестно, что под ним скры вается.
– Ну, что-то точно есть, – сказала мисс Бартон, – потому что он явно очень умен. Но обладает ли он помимо интеллекта еще и чувствами?
– Я не стала бы, – Гарриет задумчиво рассматривала пустую чашку, – обвинять его в душевной черствости. Например, он был очень расстроен, когда отправил в тюрьму преступника, который был ему симпатичен. Но на самом деле он очень сдержан, несмотря на всю свою обманчивую манеру.
– Может быть, он просто застенчив, – доброжелательно предположила Фиби Такер. – Разговорчивые люди часто застенчивы. Мне их жаль.
– Застенчив? Нет, едва ли, – возразила Гарриет. – Может быть, это нервы – что за дивное слово, столько всего может значить. Но вряд ли он нуждается в жалости.
– И за что бы его жалеть? – добавила мисс Бартон. – Не думаю, что в нашем достойном жалости мире следует тратить это чувство на молодого человека, у которого есть все, чего он только может пожелать.
– Он примечательная личность, если так, – сказала мисс де Вайн серьезным тоном, однако в глазах ее мелькнула лукавая искра.
– И не такой уж он молодой, – заметила Гарриет. – Ему сорок пять.
(Именно столько было мисс Бартон.)
– Какую надо иметь самонадеянность, чтобы жалеть людей! – воскликнула мисс Мартин.
– Вот-вот, – подхватила Гарриет, – никому не нравится, когда его жалеют. Большинству нравится жалеть себя, но это совсем другое дело.
– Сказано едко, но до боли правдиво, – сказала мисс де Вайн.
– Но я все-таки хочу знать, – упорствовала мисс Бартон, не давая себя отвлечь, – есть ли у этого светского дилетанта какое-нибудь занятие помимо всех этих хобби вроде расследований, коллекционирования книг – и, кажется, он еще в крикет играет в свободное время?
Гарриет, которая уже некоторое время дивилась тому, как отлично ей удается держать себя в руках, ощутила неодолимое раздражение.
– Не знаю, – сказала она. – А какая разница? Почему он должен делать что-то еще? Ловить преступников – нелегкая и небезопасная работа. Она занимает много времени и сил, и его самого запросто могут ранить или убить. Да, возможно, он делает это для забавы, но делает как следует. Наверняка многие, как и я, имеют основания быть ему благодарными. Разве этого мало?
