– Я совершенно согласна, – сказала мисс Мартин. – Мне кажется, все должны быть благодарны людям, которые делают за нас грязную работу и не ждут награды, каковы бы ни были их резоны.
Мисс Фортескью горячо ее поддержала.
– У меня в загородном коттедже в прошлое воскресенье засорилась сточная труба, – сказала она, – и один отзывчивый сосед пришел и прочистил ее. В процессе он ужасно выпачкался, и я все время извинялась, а он сказал, что не стоит его благодарить, потому что он любопытен от природы и любит трубы. Может, это и неправда, но даже если правда, мне-то уж точно не на что жаловаться.
– Кстати, о трубах… – оживилась казначей…
Разговор принял менее личный и более легкий характер (потому что невозможно представить себе людей, которые не способны оживленно беседовать о сточных трубах), и вскоре мисс Бартон ушла спать. Декан вздохнула с облегчением.
– Надеюсь, вы не обиделись. Мисс Бартон ужасно прямолинейна, и она твердо решила высказать свое мнение. Она прекрасный человек, но с чувством юмора у нее не очень. По ее мнению, все должно делаться только с самыми возвышенными намерениями.
Гарриет извинилась за резкость.
– По-моему, вы прекрасно держались. И ваш лорд Питер кажется очень интересным человеком. Но это не повод заставлять вас обсуждать его, беднягу.
– Если хотите знать мое мнение, так в университете все слишком подробно обсуждается, – заметила казначей. – Мы спорим и о том и о сем, и зачем и почему, вместо того чтобы просто взять и сделать.
– Но разве не надо сначала понять, что мы хотим сделать? – возразила мисс Мартин.
Услышав начало доброй академической перебранки, Гарриет улыбнулась Бетти Армстронг. И десяти минут не прошло, как кто-то помянул “шкалу ценностей”. Через час они все еще спорили. Наконец из уст казначея прозвучала цитата: “Бог создал целые числа, остальное – дело рук человека”[52].
– Ах, боже мой! – воскликнула мисс Мартин. – Давайте только обойдемся без математиков. И физиков. С ними мне не справиться.
– А кто только что поминал постоянную Планка?
– Я! И горько о том жалею. Отвратительная штука.
Запальчивость декана от души рассмешила всю компанию. Пробило полночь, все стали расходиться.
Мисс де Вайн обратилась к Гарриет:
– Я пока еще живу не в колледже. Можно мне вас проводить?
Гарриет согласилась, гадая, о чем с ней хочет поговорить мисс де Вайн. Они вместе вышли из Нового двора. Взошла луна, раскрасив все вокруг холодными мазками черного и серебряного – эти суровые тона контрастировали с теплыми желтыми огоньками окон, за которыми все еще болтали и смеялись вновь встретившиеся старые друзья.
– Как будто снова учеба, – сказала Гарриет.
– Да. – Мисс де Вайн странно улыбнулась. – Если бы вы послушали под этими окнами, то убедились бы, что весь шум от женщин средних лет. Старые уже легли, спрашивая себя, неужели они так же плохо сохранились, как их сверстницы. Они сегодня переволновались, и у них болят ноги. Молодые трезво беседуют о жизни и повседневных обязанностях. Но те, кому сорок, притворяются, будто они снова студентки, и им это нелегко дается. Мисс Вэйн, я восхищалась сегодня тем, как вы говорили. Беспристрастность суждений – редкая добродетель, и очень немногим людям она нравится, и в себе, и в других. Если вы нравитесь кому-то, несмотря на это качество, а уж тем более из-за него, такая симпатия дорогого стоит, потому что она искренняя и потому что с этим человеком вы тоже можете быть искренней.
